Виноградова Маша

 

Штурман  588-го  ночного бомбардировочного авиационного полка .В Красной Армии с 1941 года. Освоила специальность штурмана . Погибла в авиакатастрофе 9 марта 1942 года в Энгельсе.

 

Полк готовился к отправке на фронт. В ночь на 9 марта экипажи уходили в последний учебный полет. Ночь выдалась теплая. Над землей висела туманная дымка, горизонт просматривался плохо, но метеорологи предсказали летную погоду, и самолеты поднялись в воздух.

Вначале все шло хорошо. Однако когда экипажи прошли большую часть пути к учебному полигону и уже приближались к аэродрому, погода вдруг резко изменилась, Видимость совсем пропала. В этой тяжелой обстановке два экипажа потерпели катастрофу и разбились, два других чудом остались живы, произведя вынужденную посадку.

Два самолета, не вернувшиеся на аэродром, были из звена Жуковицкой, Мери бежала к стоянке, и лицо ее было мокрым от слез. Нелепая гибель подруг была страшным ударом. Девушку мучила мысль, а вдруг что-то недоглядели, недосмотрели техники? Вдруг есть доля и их вины в том, что погибли летчицы? И хотя катастрофа произошла совсем по другой причине, Мери именно в тот момент ощутила всю тяжесть ответственности, лежащей на техниках, которым летчицы и штурманы доверяют свою жизнь.

Через день хоронили погибших подруг. Склонив обнаженную голову, с тяжелым сердцем смотрела Мери, как комья твердой промерзшей земли вырастали в четыре небольших холмика над могилами Лили Тормосиной, Нади Комогорцевой, Ани Малаховой и Маши Виноградовой.

Мери стояла рядом с сестрой Идой, крепко вцепившись в ее руку. Губы закушены, в глазах застыла глубокая скорбь. Мери вся как будто окаменела. Думала ли девушка, что пройдет немного времени, и она будет так же рыдать, узнав о гибели своей младшей сестренки. Будет мучительно вспоминать о последних встречах с Идой, о том, как перед вылетом на фронт они бродили теплыми майскими вечерами по городу, как мечтали о том дне, когда можно будет вернуться в родной Днепропетровск. (Чечнева М." Боевые...")

 "Во второй половине дня мы с Руфой поехали в Энгельс. Леша остался готовить машину — завтра выезжаем.

Город Энгельс — исходная точка на нашей карте, откуда мы ушли на фронт. Там полгода упорной учебы. Там похоронены четыре подруги. Мы ехали к ним на могилу.

Переправились через Волгу на маленьком пароходике. Несколько таких речных трамвайчиков регулярно курсируют между двумя городами. Недалеко от пристани высятся фермы большого строящегося моста.

А Волга-то как разлилась! Плотина Волгоградской ГЭС заметно подняла уровень воды у Саратова. Островов совсем нет, только кое-где они обозначаются верхушками деревьев, едва выглядывающими из воды. Ширь необъятная, простор беспредельный. До чего ж ты хороша, моя Волга! Много мне доводилось видеть рек, но такой, как ты, не встречала.

Отправляясь в Энгельс, мы немало беспокоились — найдем ли могилу девушек? У ворот кладбища встретили несколько женщин, и они указали путь — это недалеко от входа.

...Высокий серебристый памятник. На мраморной доске в овалах под плексигласом — четыре портрета. Под каждым написано: Виноградова Маша, Малахова Аня, Тормосина Лиля, Комогорцева Надя. Юные, улыбающиеся лица... Одна только Надя смотрит серьезно, в упор, будто спрашивает: «Помните ли вы о нас?»

Да, помним. И привезли вам от однополчан низкий поклон. Полк, в котором вы начали войну, пронес свое гвардейское знамя до великого Дня Победы. Скорбим, что вам не пришлось дожить до него. Но среди многих тысяч бомб, которые мы сбрасывали на фашистов, были и ваши — не раз восклицали над целью: «За Надю! За Лилю! За боевых подруг!»

— А ведь и мой портрет мог бы тут быть, — тихо сказала Руфа.

Конечно, она не могла не подумать об этом сейчас. В ту недобрую мартовскую ночь Ира Себрова и Руфа Гашева, «всем смертям назло», остались живы, хотя их самолет разбился в щепки. "