Дрягина Ирина

  Комиссар эскадрильи, летчик  46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии капитан.
В Красной Армии с 1941 года.  В действующей армии с мая 1942 года. В составе полка  участвовала в битве за Кавказ, освобождении Кубани, Крыма . Лично совершила 105 боевых вылетов, в октябре 1942 года награждена орденом Красного знамени. В 1943 году в связи с ликвидацией должности комиссара была переведена на должность помощника начальника политотдела по комсомолу в 9 гвардейскую истребительную авиадивизию, которой командовал Трижды герой советского Союза А.И. Покрышкин.

 

 "Комиссар эскадрильи" (Чечнева М. "Боевые подруги мои")

Фотографии И.Дрягиной

Тамара Верина"Ирина Дрягина, комиссар эскадрильи"

Записки летчицы У-2. Женщины-авиаторы в годы Великой Отечественной войны. 1942-1945"

 

1942 год. Партийное бюро полка. Комиссар полка Рачкевич Е., командир 2 эскадрильи Д. Никулина, командир 1 эскадрильи С. Амосова, Комиссары эскадрилий К. карпунина и И. Дрягина , командир полка Е. Бершанская.

 

Вот что вспоминает заместитель редактора фронтовой газеты  С. С. Мунтян: «Видел однажды плачущего комиссара Ирину Дрягину — стоит посреди улицы, а слезы крупные, как горошины, катятся по лицу и, падая наземь, поднимают пыль... «Что с тобой, Иринка?» Иринка долго молчит, а потом, еще больше разрыдавшись, сквозь зубы говорит: «Забрали мой самолет, и я сегодня не летаю». Мне хочется смеяться, но жалко обидеть. Уж очень искренние и чистые слезы».

 

 

 Август 1942 года. Хутор Воровский

 

 Вспоминает Ирина Дрягина : 

 

"Начало августа 1942 год. Наши  войска с тяжелы­ми оборонительными боями отходят все дальше и дальше на юг. Мы также перелетаем с одного аэродро­ма на другой. Бывало и так, что мы, начав полеты на одном аэродроме, заканчивали их Перелетом на дру­гой - тыловой. Одним из очередных аэродромов для нашей 218-й авиадивизии (куда входил кроме нашего полка еще братский 585-й полк, летавший ночью на самолетах Р-5) был хутор Воровский. Аэродром раз­местился на обширном выгоне, который протянулся по правому берегу реки Кубани, километра на полто­ра. В ТУ ночь я должна была лететь с молодым штурманом Ирой Кашириной на самолете Дуси Носаль, который был  поврежден два дня тому назад. Мой са­молет был  отдан Дусе. Я должна была ждать, когда починят ее самолет, и дальше летать на нем.

В конце хутора подвижная авиаремонтная мастер­ская (ПАРМ) уже отремонтировала самолет. Все было готово, осталось только поставить межэлеронные рас­чалки, но их, сняв с самолета, бросили в траву и теперь не могли найти. У беспомощного самолета - машина­ полуторка ПАРМа с двумя специалистами, инженер нашего полка Софья Озеркова и механик самолета  Ира Каширина, которая должна была в ту ночь лететь со мной штурманом. Все самолеты нашего и мужского

585-го авиаполков уже улетели на новое место базирования. Стемнело, ленты-расчалки совсем невозмож­но было найти. К нам подошел командир эскадрильи 585-го полка А. Мхитаров. Попробовал помочь нам отыскать злосчастные ленты-расчалки. Это было возможно, сделать в темноте в густой траве. Вдруг у пар­мовской автомашины остановилась полуторка. Из нее вышел командир в форме НКВД и стал кричать, что­бы мы немедленно убирались, так как станицу Слеп­цовскую, что в семи километрах от нас, с утра заняли немцы и там весь день горит элеватор. Их танки стоят в лощине, в двух километрах отсюда. «Убирайтесь, или вы попадете к немцам», - сказал он. Начальник ПАРМа отдал приказание, сжечь самолет, и они заторопились уезжать. Я расплакалась, было очень жаль самолет. А как мне быть? Я сказала Мхитарову: «Хорошо, что я с Волги, переплыву Кубань, хотя в ней очень мутная вода». Он предложил мне скорее бежать к его самолету, ска­зал, что возьмет меня на свой двухместный самолет... Не пробежали мы и двухсот метров, как сзади ярким пламенем вспыхнул отремонтированный самолет. Я сно­ва заплакала. Было очень обидно в такое время терять боевой самолет.

Когда мы прибежали к самолету Мхитарова, оказа­лось, что он загружен до отказа. Во второй кабине было  уже три человека (Буханец - комиссар их полка и два штурмана), а в фюзеляже два техника. Мхитаров мне скомандовал: «В фюзеляж!» Я с трудом протиснулась туда и легла на кого-то. Далее цитирую из послевоен­ных записок генерал-майора авиации А. Мхитарова:

«Неимоверным усилием обеих рук удалось немного отжать ручку управления перегруженного самолета. Костыль чуть отделился от земли. Перед самой грядой кустарника самолет нехотя поднялся над землей и, едва не задевая винтом и колесами за ветки, оказался над Кубанью...

     Кубань уже давно позади, а высота только 100 м, высота  300 м, скорость только 118-120 км/ч (при нор­мальной  нагрузке самолет Р-5 имеет скорость 220 км/ч). Впереди показались грозовые разряды... Наконец-то аэродром, да какой! С посадочным прожектором! Вошел в круг. Захожу на посадку, снижаюсь, но в луче прожектора садится истребитель. Прожектор гаснет, взвивается красная ракета. Посадка запрещена. Из последних сил ухожу на второй круг. И снова заход, снижение. Впереди слева к лучу прожектора подходит истребитель, а справа ниже нас обгоняет СБ. (скорост­ной бомбардировщик). Ничего, думаю, все трое смо­жем сесть. Не тут-то было! После посадки истреби­теля снова гасят прожектор и дают красную ракету. Уходить снова на второй круг сил больше нет. Сяду и без прожектора. Через мгновения плавно убираю обороты, и самолет мягко покатился по земле. Пробег был очень коротким. Быстро сруливаю с посадочной по­лосы. Мотор выключен.

Я вылез из кабины и лег под плоскость. Взглянул и увидел, что на бомбодержателях одной и другой плоскости висели сотки-бомбы, с ввернутыми в них взрывателями. Из двух штурманов ни один не до­гадался перед взлетом сбросить бомбы. Вот из штур­манской кабины вылез Буханец, за ним Соловьев и Любимов. Показалась Дрягина и быстро растаяла в темноте. Механики Макаров и Тухватулин уже кури­ли в стороне и вели разговоры о масле и о бензине. Итак, все. Значит, со мной было семь человек. Но нет, не все. Из фюзеляжа выползли еще две внуши­тельные фигуры. Кто же это? Это механики – братья Пеняжины. Итак, девять человек. Видимо, за двадца­тилетнюю службу двухместных самолетов Р-5 этот самолет был единственный, кому пришлось перевез­ти такое количество людей, бомб и имущества. Как попали в самолет механики других экипажей? «Зайца­ми»? Разбираться не было времени. Важно то, что все благополучно прилетели, и никто не остался у немцев» («Авиация и космонавтика», март 1974 г.).

Судьба моих боевых подруг была печальной. Немно­го проехали они от места, где сожгли самолет, как без­надежно поломалась их машина. Пришлось сжечь и ее, а далее они уже оказались на территории, занятой немцами. Стали пробираться к линии фронта, местные жители дали им свою одежду вместо военной. Затем девушки потеряли своих спутников - мужчин, а Ира Каширина еще и заболела. Все же им удалось найти наш полк. Началось наступление - Ира Каширина стала летать. Погибла она в районе «Голубой линии» ­сгорела с самолетом. Софье Озерковой пришлось мно­го и долго доказывать в соответствующих органах, что они оказались в окружении не по своей воле.

Если бы не дружеское отношение летчиков-братцев (А. Мхитарова), меня бы ждала такая же, а может быть, и еще худшая участь".

 

  Боевой экипаж. Летчик И. Дрягина и штурман П. Гельман. 1942 год.

 

Hosted by uCoz