Рачкевич Евдокия Яковлевна
Комиссар 588 затем 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта.
Закончила юридические курсы в Киеве. Работала народным судьёй в городе Каменец-Подольске, помощник областного прокурора в Житомире, затем Проскурове.
В 1932 году Рачкевич добровольно вступает в Красную Армию и скоро становится инструктором политотдела 1-й Червоноказачьей дивизии по работе среди семей военнослужащих. А еще через год как одного из лучших политработников ее направляют на учебу в Ленинград, в Военно-политическую академию. Первая женщина-слушатель с отличием заканчивает академию. Мало того, ее рекомендуют на научно-исследовательскую работу в адъюнктуру. Но она хочет попробовать свои силы на педагогическом поприще. Преподаватель основ марксизма-ленинизма в Ленинградском военном училище связи имени Ленсовета. В 1938 году Рачкевич уже адъюнкт Военно-политической академии. В действующей армии с июля 1941 года. 16 июля 1941 года Евдокия Яковлевна получила назначение в действующую армию на должность комиссара военно-полевого госпиталя. А спустя несколько месяцев, после нового назначения, стала комиссаром группы формирования женской авиационной части, начальником которой была майор Марина Михайловна Раскова. В боевой обстановке освоила специальность штурмана, совершала боевые вылеты. Воевала на Южном , Северо-Кавказском и Белорусском фронтах (Крым, Севастополь, Краснодар, Ростов-на-Дону, Таманский полуостров, Крым, Белоруссия, Польша, Восточная Пруссия).
"КОМИССАР ИДЕТ ВПЕРЕДИ"
Лето 1942 года
Аронова Р. :
Евдокия Яковлевна Рачкевич до войны окончила Военно-политическую академию имени В. И. Ленина. У нее был богатый жизненный опыт и большое, доброе сердце. Чуткая, заботливая, она быстро нашла дорогу и к нашим сердцам. «Деточка», — зачастую обращалась комиссар к кому-либо из нас, пренебрегая уставными требованиями. Вначале мы между собой добродушно подшучивали над таким неуставным обращением, но в душе каждая была рада этому слову: в суровой фронтовой обстановке нам так не хватало материнской теплоты и ласки.
Евдокия Яковлевна внимательно следила не только за боевой работой девушек. Немало сил и времени отдавала она и бытовым делам, а их было много.
Ходили слухи, что как-то в дивизии она вела приблизительно такой разговор с одним из штабных работников.
— Моим девушкам нужно хорошенько помыться.
— Ну и пусть моются на здоровье, — согласился офицер, который имел весьма косвенное отношение к санитарной службе.
— А где? Бани нет.
— Сейчас можно в реке искупаться. Еще тепло.
— А вы знаете, какое там дно?
— Нет... А что?
— И я не знаю. Поэтому очень прошу вас искупаться первым и проверить глубину.
— Я?! — удивился такому обороту ее собеседник.
— Вы же мужчина!
Чтобы не вызывать никаких сомнений, ему пришлось лезть в воду.
Только после такой разведки нам было разрешено купаться.
8 мая 1944 года. Чеботарский
О. Голубева:
"Весна в самом разгаре. Утро. Дождь. Лают собаки. Кричат петухи. Ворочаются, всхлипывают во сне усталые летчицы. Спят на нарах впокат. Душно. Я поднялась, стараясь быть тихой, собралась и выскользнула на улицу. Дождик льется, как из мелкого сита. В канавах, воронках полно воды. Пузыри. Черт возьми, как хорошо дышится! Из-за угла хаты выскочили мальчишки с засученными штанами и девчонки, поддерживающие мокрые подолы платьев. Давно ли я вот так же шлепала по лужам? Сняла сапоги, засучила брюки и осторожно вышла из сеней. Прыгнула в лужу, брызги весело разлетелись.
— Что это такое?! — Передо мной как из-под земли выросла замполит. — Младший лейтенант Советской Армии... А вид? Босая. Без ремня... На виду у всей деревни...
— Как хорошо-то, товарищ замполит.
Евдокия Яковлевна Рачкевич улыбнулась:
— Ну, ты как дитя... Артистка, одним словом.
— Как она хороша тут, весна!
Цвели сады, и воздух пьянил.
— Весна везде хороша, — назидательно сказала замполит. [126] — Только нам не до ее красоты. Нам надо цели искать и уничтожать их.
Что возразишь на это? Цели находить действительно трудно. Кругом все горит, взвиваются отовсюду ракеты. Так бывает всегда, когда идет наступление. Трудно понять, где проходит линия фронта. Она — в движении. Уже несколько дней идет штурм Севастополя. Наша армия наступает."
Голубева О.:
"До самой смерти замполит полка Е. Я. Рачкевич тормошила нас и писала в письмах: «Выступаешь ли перед молодежью? Если не мы, то кто?..» Давно похоронили мы Е. Я. Рачкевич, нашу «мамочку». Вспомнив ее, я невольно улыбнулась, представив, как сейчас она выступала бы перед нами: «Девушки! Мои дорогие девчата!»
А рядом с этими седыми «девчатами» — внуки. Евдокия Яковлевна Рачкевич накануне войны закончила адъюнктуру Военно-политической академии. Защиту диссертации отложила «на после войны». Когда Герою Советского Союза М. Расковой поручили сформировать женскую авиачасть, батальонный комиссар Рачкевич стал у нее комиссаром формирования, а затем возглавила политическую работу в нашем полку.
В войну, бывало, доставалось мне от нее: то форму нарушу, то без спроса отлучусь, то пререкаюсь с кем-то, то не по форме обратилась... Распекает, увещевает, убеждает. Увидит, что насупилась, и скажет так ласково: «Ну, что примолкла? Вот кончится война, девушки, я возьму Олю за руку и сама отведу в театр. Ты обязательно будешь артисткой!» И забывается обида. Улетучивается...
Последние перед смертью годы она была очень больна и, несмотря на это, находила силы поддержать «своих деточек» и словом, и делом. Она часто выступала перед молодежью. Много ездила, чтобы найти места гибели наших летчиц. А найдя, организовала перезахоронение с воинскими почестями. Это благодаря Е. Я. Рачкевич в нашем полку нет без вести пропавших. В одном из писем она мне писала: «За прошедший год мне пришлось выступить 212 раз. Разыскала 12 могил. В Крыму я нашла место гибели Жени Рудневой и Паны Прокопьевой...»
А теперь нет нашей «мамочки», как и Кати Тимченко, моего наставника по штурманской, кандидата технических наук. И кто скажет, у всех ли оставшихся сегодня в живых хватит сил прийти на следующую встречу? Уходят из жизни мои друзья, израненные осколками, простреленные пулями, контуженные в катастрофах, истощенные блокадами и концлагерями. Сердца, исполосованные войной, перестают биться. Никто никогда не сочтет наши потери. Пули той войны настигают и сегодня...:
