Жигуленко Женя
Командир звена 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии лейтенант.
Родилась 1 декабря 1920 года в городе Краснодаре в семье рабочего. Русская. Член ВКП(б)/КПСС с 1942 года. Окончила среднюю школу в городе Тихорецке Краснодарского края, училась в Дирижаблестроительном институте (Московский авиационно-технологический институт). Окончила школу лётчиков при Московском аэроклубе.
В Красной Армии с октября 1941 года. В 1942 году окончила курсы штурманов при Военной авиационной школе пилотов и курсы усовершенствования лётчиков.
На фронтах Великой Отечественной войны с мая 1942 года.
Командир звена 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка (325-я ночная бомбардировочная авиадивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) гвардии лейтенант Жигуленко Е.А. к ноябрю 1944 года совершила 773 ночных боевых вылета, нанесла противнику большой урон в живой силе и технике.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 23 февраля 1945 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии лейтенанту Жигуленко Евгении Андреевне присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 4854).
Награждена орденом Ленина, 2 орденами Красного Знамени, 2 орденами Отечественной войны 1-й степени, 2 орд. Красной Звезды, медалями, югославским орденом.
"Сквозь грозу" (Чечнева М. "Боевые подруги мои")
«Ждите нас на рассвете...»
"Наша третья эскадрилья" (О. Голубева)
На киностудии имени Горького сняла фильмы - "В небе ночные ведьмы" и "Без права на провал".
Герой Советского Союза Е.А.Жигуленко в своих воспоминаниях писала:
" Я помню нашу фронтовую жизнь днем за днем. Летать нам приходилось по 10 раз за ночь. Бывало, после десятого полета не оставалось сил выбраться из кабины. Помню, как промокшие под дождем комбинезоны и унты на высоте смерзались и превращались в негнувшийся комок. Помню, как на Кубани из-за того, что не могли подойти машины подвоза, летчицам после полетов приходилось самим доставлять на аэродром бочки с горючим и боеприпасы. А ели мы целый месяц одну кукурузу. Немцы называли нас "ночными ведьмами", а ведьмам было всего от 15 до 27 лет".
Ольга Голубева:
"...наша однополчанка, Герой Советского Союза Женя Жигуленко собрала огромный фото- и киноархив документальных материалов. Когда она заболела раком крови, к ней обратились американцы, предложили передать архив им за организацию лечения в США. Но Женя отказалась, она верила, что эти материалы понадобятся здесь, в России. Архив был передан музею на Поклонной горе. Представьте нашу обиду, когда несколько лет назад мы побывали в музее и не увидели этих материалов в экспозиции. Нам сказали, что все хранится в фондах...
А квартиру Женя Жигуленко завещала племяннице своей боевой подруги Мери Авидзба из Абхазии.
И.Ракобольская:
"Больше всех в нашем полку любила цветы Женя Жигуленко. Высокая, синеглазая, красивая девушка с двумя орденами, ложась спать, клала на подушку цветы. Брала их и в самолет. Улетала бомбить врага с пучком подснежников..."
В Тихорецке, где жила с детства Женя Жигуленко, соорудили на стадионе парашютную вышку. Каждый день по дороге в школу, проходя мимо стадиона, Женя с завистью смотрела на юношей и девушек, прыгавших [21] с парашютом. Когда она сказала матери, что тоже хочет прыгать, та замахала руками.
— И слышать не хочу, и думать не смей — разобьешься!..
Женя, в ту пору семиклассница, худенькая девушка с пышной золотистой косой, ничего не ответила, лишь передернув плечами. Вскоре, накопил деньги, она пришла на стадион, купила билеты и несколько раз подряд прыгнула с вышки. И хотя это давало лишь самое отдаленное представление о воздушной стихии, судьба ее была решена.
Стремление молодежи в те годы стать авиаторами объяснялось бурным развитием советской авиации, многочисленными подвигами летчиков, которые изумляли мир выдающимися для тех дней победами.
Весь мир узнал имена Каманина, Ляпидевского, Леваневского, Водопьянова, Слепнева, Молокова и Доронина — первых Героев Советского Союза, участников героической эпопеи спасения челюскинцев. Советский народ гордился историческими беспосадочными перелетами Чкалова, Байдукова, Белякова, Громова, Данилина, Юмашева, которые впервые проложили путь из Москвы в Америку через Северный полюс, слывший до того неприступным. Советские женщины также внесли свой вклад в сокровищницу побед авиации страны социализма: экипаж самолета «Родина» в составе Гризодубовой, Осипенко и Расковой совершил выдающийся по тем временам перелет из Москвы на Дальний Восток.
Естественно, что советская молодежь грезила тогда об авиации. А Женя Жигуленко, школьница-комсомолка из небольшого казачьего городка, затерявшегося в северокавказских степях, иного будущего для себя и не представляла.
Чтобы быстрее осуществить свою мечту, она решила перейти из седьмого класса сразу в девятый. Ничего не говоря дома, подругам, раскрыв тайну лишь учительнице, руководившей классом, Женя все лето занималась с утра до вечера. Днем, прячась от жары, она забиралась с книгами, со свечкой в погреб, а вечером читала, решала задачи, пока глаза не слипались от усталости. Осенью Женя с хорошими оценками сдала все экзамены за восьмой класс. [22]
Став девятиклассницей, она заявила директору школы, что хочет поступить в аэроклуб.
— Нельзя, — ответил директор. — Ты занималась целое лето, а сейчас тебе тоже будет нелегко — с аэроклубом придется подождать.
Но Женю не так легко было убедить. Перейдя в десятый класс, она тайком от преподавателей и родителей, даже от подруг, подала заявление о приеме в Военно-воздушную академию имени Жуковского. Оттуда пришел ответ: «Женщин в академию не принимают». Тогда она написала письмо наркому обороны Клименту Ефремовичу Ворошилову. Из секретариата наркома сообщили: «Если вы имеете особое желание учиться в Военно-воздушной академии имени Жуковского, то надо сначала получить среднее авиационно-техническое образование, и тогда вопрос о принятии вас в академию будет рассмотрен».
Женя узнала о существовании дирижаблестроительного института — был тогда такой в Москве. Прочитав все, что было в библиотеке о дирижаблях и воздухоплавании, она сказала матери:
— Я поеду учиться в Москву, стану дирижаблестроителем.
Мать была против этого, ей не хотелось отпускать Женю.
— Не надо, — сказала она. — Подожди годок, время у тебя есть в запасе, а там станешь учиться где-нибудь поблизости от дома, на авиации свет клином не сошелся.
Женя думала по-иному. Кое-как сколотив деньги на дорогу, она, ничего не сказав родным, даже не простившись с ними, уехала в Москву. Школу она окончила отлично, и в институт ее приняли без экзаменов.
Начались занятия, а деньги, привезенные из дому, быстро растаяли. Женя, не объясняя в чем дело, попросила помощи в профкоме. Ей помогли, а потом стала получать стипендию.
Через некоторое время Женю во время занятий вызвали в приемную. Там ее ждала мать. Они расцеловались, поплакали, дочь дала слово, что больше огорчать родных не будет, и мать, успокоенная, уехала домой. [23]
В институте Женя подружилась с москвичкой Катей Тимченко. С 1940 года они вместе стали заниматься в Центральном аэроклубе имени В. П. Чкалова.
В первой половине дня — аудитории и лаборатории, лекции, семинары, во второй половине — аэродром, вечером — книги, расчеты, мысли о том, какие ошибки были допущены сегодня при полете... И время от времени — прыжки с парашютом уже не с вышки, а с самолета. А попутно ходьба на лыжах, езда на мотоцикле, участие в художественной самодеятельности.
В воскресенье 22 июня 1941 года к Жене вбежала возбужденная Катя и сдавленным голосом крикнула:
— Женя, война началась!
В первое мгновение Женя даже не поняла, что сказала подруга, так противоречила война всему тому, чем она жила, что ее окружало: и солнечным зайчикам на стенах комнаты, и пестрому шелковому платью, висевшему на спинке стула, и мыслям о каникулах, о море...
Потом, резко вскочив, выронив книгу, она воскликнула, глядя на подругу, которая принесла эту весть:
— Как это — война? Да быть не может!
...Вернувшись с оборонных работ, куда их посылал институт. Женя и Катя побывали в военкомате, райкоме комсомола, аэроклубе, везде просились послать их на фронт. Но всюду им говорили:
— Продолжайте учиться. В армию женщин не берут.
— Возьмут!
Женя предложила отправиться в управление Военно-Воздушных Сил Красной Армии.
— Летчики мы, в конце концов, или нет? Напрасно, что ли, нас учили в аэроклубе?
Узнав через знакомых фамилию полковника, начальника одного из отделов управления, девушки позвонили ему по телефону, и он, почувствовав по их тону, что они чуть не плачут, заказал пропуск.
Полковник был уже немолодой. Может быть, поэтому, вспоминая свою комсомольскую юность, он, слушая Женю и Катю, так тепло смотрел на них своими проницательными серыми глазами. [24]
— Вот что, друзья, — сказал он затем, — я, к сожалению, ничем вам помочь не могу, но слышал, что Марина Раскова формирует женскую авиационную часть. Обратитесь к ней, она бывает здесь.
— А она нас возьмет?
— Уж раз она набирает девушек, стало быть, и вы можете рассчитывать...
— Но где же мы ее найдем?
Полковник развел руками, давая помять, что ничем больше помочь не может.
Поблагодарив полковника, девушки вышли. Но когда полковник направился вслед за ними по своим делам, он увидел в конце длинного коридора удалявшуюся женщину в военной форме.
— Товарищи, погодите! — окликнул он Женю и Катю. — Кажется, это Раскова, вам повезло. Желаю успеха!
Девушки пустились вдогонку, но тут Раскова, по-видимому услышавшая слова полковника, повернулась и пошла им навстречу. Женя и Катя, растерявшись, остановились.
— В чем дело, друзья? — спросила Марина Михайловна, подойдя [25] поближе. И так как ответа не последовало, добавила дружелюбно: — Очевидно, вы летчицы?
— Мы окончили курсы... летали, прыгали с парашютом... учимся в институте, — наперебой заговорили девушки.
— Значит, короче говоря, собрались воевать?
— Разумеется!
Задав еще несколько вопросов и записав в блокнот фамилии Жени и Кати, Раскова дала им адрес сборного пункта.
— Приходите завтра, к концу дня, но засветло. Захватите документы, немного вещей, самых нужных, теплых. И имейте в виду: со сборного пункта вы уже никуда не уйдете, будете на казарменном положении.
— Значит, все в порядке? — спросила Женя, еще не веря сама себе.
— Будет в порядке, — ответила Раскова, и грудной ее голос прозвучал особенно сердечно. — До завтра!
"К нашему огромному разочарованию, 16 октября 1941 года, в самые тяжелые для Москвы дни, вместо того чтобы отправить в окопы, нас погрузили в товарные вагоны и повезли на восток, в Энгельсскую Военную Авиационную школу пилотов (ЭВАШП) близ Саратова.
В вагонах были двухэтажные нары, накрытые матрацами, посередине стояла печурка. Ехали больше недели, долго стояли на запасных путях, пропуская воинские эшелоны на запад и эшелоны с заводским оборудованием на восток. В разных направлениях ехала вся страна.
Марина Раскова пробиралась под железнодорожными составами и убеждала начальников станций пропустить нас по «зеленой улице».
Эти дни и ночи в поезде объединили нас, познакомили, мы с удовольствием пели песни, ели хлеб с селедкой. Женя Жигуленко с нежным улыбающимся лицом и крупными мужскими руками особенно ловко растапливала печку и охотно бегала за водой на остановках" (Ракобольская)
Ракобольская И. :
"Теперь мы принимаем доклады прямо у кабин экипажа, я влезаю на крыло (только после первого вылета экипаж приходит к нам в прожектор). Они докладывают совсем устало... Уже по девять вылетов сделала каждая из них. По тому, как закуривает папироску Женя Жигуленко, я понимаю, что над целью сегодня очень нелегко. Как-то сейчас там другие?
Женя Жигуленко — высокая стройная девушка с широкой натурой, любительница стихов и цветов, ее букеты бывали непомерных размеров и небывалой красоты. Она училась до войны в аэроклубе, поэтому, полетав штурманом, потом пересела в первую кабину. После войны неожиданно для нас окончила институт кинематографии, стала режиссером. И выпустила фильм по мотивам истории нашего полка «В небе ночные ведьмы». В нем есть и выдумка и правда."
" Донбасс 1942
"Перед первым вылетом она подала заявление о приеме в партию:
«Желаю идти на выполнение боевого задания коммунистом. Священное звание члена партии клянусь оправдать с честью. Буду предана до конца делу Коммунистической партии, буду защищать Родину, не щадя своих сил.
Е. Жигуленко»
Вручив заявление парторгу, она пошла к самолету. Теплый ветер веял ей прямо в лицо. Высоко в небе мерцали звезды. Аэродром, окутанный ночной мглой, казался безлюдным. В тиши и темноте вооруженцы еще раз проверяли, как подвешены бомбы.
Жене вдруг вспомнилась мать — ее голос, ее глаза, ее натруженные, морщинистые руки. Присев под крылом самолета, она быстро написала при тусклом свете карманного фонарика:
«Мамочка! Сегодня у меня первый боевой вылет. Я приложу все силы, чтобы выполнить задание с честью, выполнить так, чтобы принести пользу Родине. Но если что-нибудь случится, ты должна быть стойкой, [93] должна помнить, что твоя дочь погибла за Родину. Я хочу, чтобы ты была мужественной...»
Летела Женя в ту ночь штурманом с летчицей Диной Никулиной. Задание они выполнили, но вернулись несколько разочарованные: не встретили вражеского сопротивления.
А немного позже, выскакивая из кабины на примятую траву аэродрома, Женя подумала: «Зря я мамочку напугала, — обыкновенный маршрутный полет...»
Женя — удивительный человек, выдумщица отчаянная. Помню, как незадолго до Нового года мы возвращались с ней утром с последнего вылета. Мы шли над самой землей, едва не касаясь ее колесами. Такой полет называется бреющим, наверное, потому, что прикрепи большое лезвие к колесам, и мы, вероятно, начисто срезали бы по пути все: и мелкий кустарник, и остаток прошлогодней травы, и верхний тонкий слой снежного покрова... (Ракобольская И.)
1942 год. Ассиновская
В комнату ввалилась Жека. Женя Жигуленко, или, как мы ее звали, «Жигули». Как всегда, веселая и шумная. Она из другой эскадрильи, но мы с ней большие друзья.
- Натка, у меня день рождения! Пошли пить чачу! Все пошли!
У Жеки была широкая натура. Она любила размах.
Все так все. Мы живо откликнулись:
- Вот отлично! Поздравляем! Тебе сколько стукнуло?
И мы бросились теребить ее, дергать за уши. Она отбивалась, хохотала, потом сдалась и терпеливо вынесла все мучения. Уши у нее стали пунцовыми, лицо с нежной кожей в еле заметных веснушках пылало. Сверкнув озорными синими глазами, она скомандовала:
- Теперь двинули!
Мы пошли. Собрались компанией у Жекиной хозяйки.
Пили чачу - виноградную водку. Шумели, пели. Одни девчонки.
У хозяйки нашелся патефон. Старый, с отломанной ручкой. И куча заигранных пластинок. «Если завтра война», «Три танкиста»... Эти мы откладывали в сторону.
Хрипели «Очи черные», отчаянно взвизгивал «Синий платочек». Мы громко чокались гранеными стаканами, закусывали солеными огурцами. Пили за летную погоду, за наступление.
И вдруг среди замусоленных пластинок с «Брызгами шампанского» и «Рио-Рита» - Григ! «Песня Сольвейг», печальная и нежная.
Наступила тишина. Стало грустно. Моя соседка Нина Ульяненко заплакала. Я стала утешать ее. Потом, обнявшись, мы стали плакать вместе. О чем? Трудно сказать. Что-то вспомнилось. Чему-то не суждено было сбыться. И вообще действовала чача.
К нам присоединились другие. И даже озорная Жека сидела, опустив голову, и, покусывая губы, молча плакала. Слезы капали в пустой стакан. Мы плакали тихо, мирно, самозабвенно. Было хорошо.
Выплакавшись, мы пошли получать боевую задачу.(Кравцова Н. "От заката до рассвета)
Тамань 1943г
Жигуленко любила такой полет. В нем особенно полно ощущается скорость и власть над машиной. Перед глазами у меня все мелькало. Нигде скорость полета не ощущается так, как на бреющем. Это от того, что человек субъективно судит о скорости своего движения не столько по линейному, сколько по угловому перемещению окружающих предметов. Даже при весьма скромной скорости По-2 набегающая под самолет земля сливается в сплошную пелену. Управлять машиной при этом надо точно: случайное снижение, хотя бы на несколько метров, грозит катастрофой. На бреющем воочию убеждаешься, какая неровная поверхность нашей планеты. Лес сменяется озером, озеро — болотом, болото — снова лесом. [79] То возникает пригорок, то овраг, то отдельно растущее дерево. Самолет летит по сложной волнистой траектории, педантично повторяющей капризы рельефа местности. Запросто можно ткнуться в какое-нибудь наземное препятствие. Мы избирали такую, почти нулевую, высоту полета по утрам, когда существовала опасность встречи с фашистским истребителем.
От непрерывного мелькания предметов, сливающихся в единый пестрый покров, от монотонного гудения мотора меня клонило в сон. Но с Женей не уснешь.
— Эй-ей! — лихо покрикивала она, как ямщик, погоняя лошадей. — Родимая-я-я!..
Шутит летчица, и усталости будто уже нет, и сон улетучивается.
Мы летим навстречу солнцу, а над нами скользят легкими парусами перистые облака." (О. Голубева)
1943год. Курчавинская
Полеты закончились, все экипажи вернулись с заданий, доложили результаты работы на КП и пошли спать. Завтра новый день снова ночь, и опять в небо.
Столовая полка размещалась в большой полуразрушенной хате часть которой была переоборудована под кухню. Наступило вpeмя обеда, девушки уселись за столами, весело переговариваясь.
В течение двух последних месяцев полк обеспечивал один и тот же батальон аэродромного обслуживания БАО, где поваром работал совсем молодой паренек Толя, до глубины души влюбленный в свою профессию. Обычно перед обедом, весь чистенький, в белом фартуке и с белым колпаком на голове, он выходил в столовую и смущаясь и краснея от десятков девичьих глаз, устремленных на него, объявлял меню. Если в ассортименте было что-нибудь вкусненькое, его короткое выступление заканчивалось бурными аплодисментами, отчего он еще больше краснел и быстро уходил на кухню. Не было случая, чтобы он задержался с обедом.
В этот день повар долго не появлялся.
- Девочки, что с Толей? Почему он не кормит нас?
Наиболее нетерпеливые решили заглянуть на кухню.
- Не входите сюда! - Толя замахал руками. - Здесь кругом мины Он стоял в отдалении от котлов и с опаской заглядывал под плиту, на которой вовсю кипел борщ и уже подгорали котлеты. Летчицы удивленно переглянулись и тихонько закрыли дверь.
- Девочки, наш повар, кажется, того... - повертев указательным пальцем около виска, сообщила одна из них.
- Что такое? Что случилось? - наперебой расспрашивали все. - Загляните сами...
Несколько девушек снова приоткрыли дверь кухни. Повар сидел в углу на табурете, обхватив голову руками с зажмуренными глазами. Очень, похоже, было на то, что он с минуты на минуту ждал взрыва.
- Толя, что с тобой?
- Ой, девочки, не входите, под плитой мины тикают, - взволнованно заговорил Толя.
- Боюсь подойти к котлам, а у меня все пригорает.
Очевидно, только чувство профессионального долга и гордости не позволяло ему покинуть это страшное место.
- Где тикают, Толя, покажи?
- Вон там, под левым углом плиты...
Все на цыпочках подошли, прислушались: и правда, что-то тикает!
Всех, в том числе и повара, срочно "эвакуировали" из столовой.
Кто-то побежал к командованию полка. Командование решило немедленно прислать минеров. Все стояли на безопасном отдалении от столовой, ежесекундно ожидая взрыва. Из окон кухни повалил дым с резким запахом сгоревших котлет.
Через некоторое время прибыли минеры. Медленно открыли дверь, закрыли нос рукавами гимнастерок и вошли в кухню. Прошло еще немного времени и из дымного помещения вышел, кашляя, минер. В руках у него был тикающий будильник, через секунду он зазвонил, возвещая о том, что операция "пропавший обед" успешно завершилась.
Всеобщий хохот пронесся по аэродрому. Смеялись до слез, вот только повар Толя стоял в стороне, хмуро смотрел на дребезжащий будильник и комкал в руках свой белоснежный колпак.
В результате этой истории все остались без обеда: пока прибыли минеры, борщ почти весь выкипел, а котлеты начисто сгорели.
- Меню на сегодня, - подражая Толе объявила одна из девушек, - стакан компота и кусок хлеба! Спасибо за внимание!
Все присутствовавшие снова весело засмеялись.
В полку долго обсуждали происшествие, теряясь в догадках относительно автора шутки. Некоторые были уверены, что это дело рук летчицы Жени Жигуленко, которая была непревзойденным мастером на разные выдумки и совсем недавно проиграла повару пари. Вспомнили, как дня три назад на ужин подали вкусные блинчики и Жека , как ее любовно называли в полку, в полушутливой форме высказала повару недовольство тем, что порции слишком малы.
- Все по нормам пищевого довольствия, - оправдывался Толя.
В столовой снова раздались аплодисменты. Он удалился на кухню готовить пари.
- Что здесь происходит? - спросила комиссар полка Рачкевич, входя в столовую. .
- Женя Жигуленко заключила пари с поваром Толей, - ответили сразу несколько голосов. - Она должна съесть двадцать порций блинчиков.
- Боже мой, куда же столько влезет? - удивилась "мамочка".
- Влезет, Евдокия Яковлевна, еще как влезет! - ответила "виновница" пари.
Ужин давно закончился, но никто не уходил из столовой, все ждали дополнительной порции блинчиков или...
Наконец "пари" было готово и подано к столу.
Жека уселась поудобнее, расстегнула поясной ремень и начала с причмокиванием поглощать порцию за порцией.
Как только очередная тарелка пустела, все дружно вели счет:
...пять... шесть...
На счете восемнадцать в гробовой тишине п0слышалась благородная отрыжка.
- Извините, это случайно! - оправдывалась Жека.
- Ничего, деточка, ты кушай, кушай! - поддерживала "мученицу" комиссар полка.
Подали девятнадцатую порцию. Румянец с лица повара как рукой сняло.
- Неужели съест? - Он с ужасом посмотрел на Жеку .
- По-моему, ей уже хорошо! - заявила Рачкевич.
- Да, мне очень хорошо! - еле шевеля губами ответила "мученица".
-Мне очень... - Она не смогла договорить и выбежала из столовой под восторженный смех всех присутствовавших.
Пари было проиграно.
И вот теперь некоторые были склонны думать, что подсунутый под плиту будильник - реванш за поражение в споре. Но это были только догадки, а доказательств - никаких.
После войны мужественная лётчица продолжала службу в Вооружённых Силах СССР. В 1955 году она окончила Военно-политическую академию имени В.И. Ленина. С 1955 года гвардии майор Жигуленко Е.А. - в запасе, а затем в отставке. В 1976 году окончила Всесоюзный государственный институт кинематографии, работала режиссёром киностудии имени А.М. Горького. Жила в городе-герое Москве, где и скончалась 2 марта 1994 года. Похоронена в Москве, на Троекуровском кладбище.
