Радчикова Леля

 

Студентка МГУ. Штурман эскадрильи, звена,  46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии лейтенант.
В Красной Армии с 1941 года. Освоила специальность штурмана. В действующей армии с мая 1942 года.

Гвардии лейтенант  Радчикова Лариса  участвовала в битве за Кавказ, освобождении Кубани, Крыма и Белоруссии, наносила бомбовые удары по военным объектам врага в Восточной Пруссии.

    "Беспокойное сердце" (Чечнева м. "Ласточки над фронтом)

 

 

Лето 1942 года. Ассиновская

Долгая осенняя ночь. Снова и снова прилетали экипажи, брали новый груз бомб и опять шли в ночное небо, в бой.

Вот с полета вернулись Нина Распопова и Леля Радчикова. Они летали по треугольнику Моздок — село Троицкое — Луговская.

— Задание выполнено! — доложила Распопова командиру полка.

— Теперь вы пойдете на Моздок, — приказала Бершанская.

— Одна?

— Нет, с вами пойдет Тропаревская и еще один экипаж.

Загудели моторы, поплыла вниз земля, промелькнула линия фронта. И вдруг, приближаясь к цели, девушки увидели впереди самолетСанфировой — Гашевой. Он метался в сетке лучей. Его поймали вражеские прожекторы. Санфирова резко снизилась. Лучи прожектора не выпускали ее самолета.

— Леля, — крикнула Распопова своему штурману, — идем на помощь! — и направила свой самолет на прожектор. [120]

— Бросай!

Бомба упала, на земле появилось облачко взрыва. Но в это мгновение они очутились в луче прожектора, и тотчас раздался удар по кабине.

Нина почувствовала, что ранена. Она потрогала ноги: кости целы, но что-то жжет.

— Нина, курс! — крикнула Леля. — Ты не ранена?

Нина не отвечала. А обстрел становился сильнее. Пули ударяли в кабину. Нина увидела, что из бака льется бензин. Винт вращался все медленнее и вдруг совсем остановился.

— Леля, приготовь оружие! — крикнула Нина на всякий случай, направляя падающий самолет в Терек. Она решила: лучше утонуть, чем живыми попасть к врагу, сдаться фашистам.

Леля подумала то же. Увидев, куда падает самолет, она сказала Нине:

— Если я плохо что делала, ты меня прости, — и добавила тише: — Я тоже ранена.

Нина сама не понимала, откуда у нее взялись силы в тот момент, чтобы резко повернуть падающую машину, у которой, как потом выяснилось, были повреждены мотор и рули управления. Ей помог, очевидно, случайный воздушный поток, подхвативший самолет. Так или иначе машина выровнялась, с перебоями вновь заработал мотор. А тут впереди сверкнули лучи нашего прожектора, и Нина взяла курс прямо на него.

Но мотор опять заглох, и самолет, перелетев через Терек, стал опускаться.

— Если сядем к фашистам, — застрелимся, — сказала Нина, выжимая из самолета последние капли жизни.

— Сразу и ты и я, — ответила Леля.

Приборы не работали. Нина на глаз, чутьем определила высоту и планировала все ниже и ниже. Коснувшись земли, самолет даже не дрогнул, а сразу застыл на месте.

Нина попробовала двинуть ногой, — она болит, плохо повинуется. Кругом темно и пусто. Девушки оказались на нейтральной полосе. [121]

Неожиданно вспыхнули ракеты.

— Леля, нас ищут! Фашисты или наши?

Девушки не знали, что бойцы наших наземных частей видели, как падал самолет. Чтобы помочь летчицам, они завязали перестрелку с гитлеровцами, и врагу было уже не до сбитой машины.

Когда ракеты погасли, Нина и Леля выбрались из самолета и залегли: в бурьян. Что дальше делать? Бросить самолет? Жаль — ведь это их родная, любимая «пятерка».

Нина сказала:

— Иди, Леля, а я останусь.

— Ты с ума сошла, разве я тебя брошу?

Они осмотрели самолет. Снаряд прошел навылет, разорвало нижнюю часть бензобака и осколками ранило обеих. Да, с машиной надо проститься.

Собравшись в путь, девушки сняли сапоги, полные крови. Им было очень больно, но о боли не говорили. Взявшись за руки, пошли через бурьян и вскоре оказались на дороге.

В ночной мгле сверкали выстрелы — то спереди, то сзади. Девушки шли молча, тяжело переступая кровоточащими ногами. И вдруг Леля, остановившись, воскликнула печально:

— Ниночка, а ведь я забыла в кабине шерстяные носки!

Нина в первую минуту не поняла, о чем она говорит, а поняв, засмеялась так, что сразу стало светло на душе.

Как раз перед вылетом старушка-колхозница из станицы принесла Леле белые шерстяные носки и сказала: «Еще бог весть, когда вы немцев побьете, а зима подходит, в горах холодно. Вот, доченька, тебе эти носочки и пригодятся. Сама вязала».

И вот теперь, после жестокого боя, когда кругом смертельная опасность, раненая Леля горюет об этих белых шерстяных носках.

Сначала она обиделась было на подругу за ее смех, а потом и сама начала смеяться. Но за носками Леля все-таки сходила, забрала их.

Медленно побрели дальше. Нина впереди, Леля сзади. Обеим жалко друг друга до слез. Прошли через какой-то мост. Теперь они знали, что находятся в Терской долине. Захотелось лечь, да нельзя: если ляжешь, наверно, уже не поднимешься.

Вдали мигнул огонек. Чей — свой или вражеский? Обходить его уже нет сил. Девушки вынули пистолеты, чтобы живыми не сдаться врагу. И вдруг оклик:

— Стой, кто идет?

— Свои!

После коротких переговоров выяснилось, что летчицы попали в расположение одной из наших пехотных дивизий. Девушек ввели в палатку, уложили на койки. Поехали за врачом, перевязали раны. [122]

Теперь Нину и Лелю больше всего беспокоила судьба самолета: как его спасти? Но это было невозможно. Высланные к месту посадки самокатчики уничтожили его.

Бойцы смотрели на раненых девушек восхищенно и жалостливо, трогательно опекали их. В этом месте не было хорошей питьевой воды. Бойцы раздобыли несколько недозревших арбузов, выдавили сок и дали девушкам напиться.

Девушек отправили в санбат. Там вынули из ран осколки, а потом посадили в машину, чтобы отвезти в тыловой госпиталь. Пехотинцы устлали всю машину шинелями.

— Поправляйтесь, дочки! — кричали они вслед.

Но девушки решили ни за что не отправляться в тыл, а вернуться в свой полк.

Санитарка, догадавшись об этом по случайно подслушанной фразе, сказала, строго поджав губы:

— И думать не смейте! Вы что — приказ нарушать вздумали, разве жизнь вам не дорога?

Нина и Леля, покраснев, ничего не ответили. Но у контрольного пункта, на перекрестке дороги, когда санитарка вышла из машины, они сбежали.

Вскоре появилась попутная машина, и они вернулись в свой полк.

Как им обрадовались! Обнимали, целовали, плакали. Выглядели девушки очень плохо, как будто за несколько дней постарели на десяток лет. И потеря самолета тяжелым грузом лежала на сердце.

Бершанская их успокоила:

— Что думать о самолете — мы вам новый дадим, лишь бы сами были здоровы!

Девушек подлечили, дали им отдохнуть ." (Магид)

 

"В августе 1943 года, предчувствуя свое неминуемое поражение на Тамани, немцы сопротивлялись особенно упорно.

Командир эскадрильи Дина Никулина и штурман Леля Радчикова приближались к укрепленному району на «Голубой линии»... Дина убрала газ, приглушив мотор. Как только серия бомб перекрыла площадку, где были сосредоточены автомашины, сразу вспыхнули прожекторы и поймали самолет. Заработали зенитки. Огонь был плотным, никакие маневры не помогли... Пробита нижняя плоскость, разворочен правый борт кабины... На полном газу Дина уходила из зоны обстрела. Вдруг на мгновенье ее почти ослепило: с сухим треском рванул снаряд прямо перед мотором... Она вздрогнула от резкой боли — словно раскаленным штырем пронзило правую ногу, едкий запах бензина ударил в лицо: пробит бензобак!.. Мелькнула мысль: «Сейчас добьют»...

Но прожекторы, один за другим, словно нехотя, переключились на другой По-2, подходивший к цели. Превозмогая боль, Дина вела свой израненный самолет к линии фронта... Но почему молчит штурман?!

— Леля! Леля! Отзовись!

Обернувшись, она увидела Лелю, неподвижно сидящую с закрытыми глазами и запрокинутой назад головой. «Неужели убита?!» В этот момент прерывисто зафыркал мотор и — совсем заглох... Стало тихо.

Самолет шел со снижением. Внизу Дина увидела на земле перестрелку. Пролетев еще немного над лесом, стала искать место для посадки. Показалась дорога, по которой ехали две машины. Не долго думая, она приземлилась прямо на дорогу!

К самолету бежали люди... У Дины потемнело в глазах, силы готовы были покинуть ее... Вспомнился детдом, где она провела детство, военные игры в пионерлагере: «Раненые из игры выбывают!..»

Машина подвезла девушек прямо к полевому госпиталю. Леля была ранена в бедро, потеряла много крови. У Дины — сквозное ранение голени.

Прошло время — и обе вернулись в полк, снова летать... [252]" (Меклин Н.)

Ноябрь 1943 года. Полеты на Этильген

 

Передо мной письмо Героя Советского Союза летчицы Ларисы Николаевны Розановой:

«...Я помню отважных десантников, превративших крохотный Эльтиген в неприступную крепость. Помню, Василий Федорович, как мы загружали наши маленькие тихоходные самолеты мешками с драгоценном грузом: сухарями, картофелем, сушеной рыбой, мукой, автоматами, [112] патронами, снарядами, медикаментами — и сбрасывали все это вам. Летчики и штурманы авиаполка с радостью отправлялись на Эльтиген.

Сложность полета была в том, что груз необходимо было сбросить точно в квадрат, обозначенный небольшими кострами. Отклонишься на несколько десятков метров — и кусай губы! — мешок в руках гитлеровцев. Заберешься повыше на 1600—1800 метров, затем выключишь мотор и планируешь, чтобы к берегу подойти неслышно. В момент выхода на цель идешь над головами фашистов всего на высоте 40 — 50 метров.

Точно по маршруту мы с Лелей Радчиковой пересекли косу Тузла и, опускаясь ниже и ниже, направились к Эльтигену. Расчеты не подвели. Через 15 — 17 минут мы вышли чуть севернее вашего плацдарма, пролетели немного над берегом и вскорости увидели пылающий костер. Десантники выложили его как ориентир в центре небольшого двора. Двор был огорожен белой каменной изгородью, и даже в темную ночь белый прямоугольник хорошо просматривался с воздуха.

Очень хотелось сбросить груз прямо в руки ребятам. Учитывая силу и направление ветра, снизились до 30 метров и сбросили-таки прямо к костру! Вначале — два мешка, а со второго захода еще два.

Первый заход, обошелся благополучно. Лишь на конце правого крыла появилось несколько пробоин. Но на втором заходе обрушился такой шквал огня из пулеметов, автоматов и даже минометов, что до сих пор удивляюсь, как нам удалось вырваться. Пробоин на самолете оказалось очень много, к счастью, в мотор ни одна пуля не угодила, и мы, развернувшись над головами фашистов, благополучно ушли.

Когда все было позади и Эльтиген уже был далеко, начали дрожать руки и ноги. Чтобы отвлечься, я спросила штурмана:

— Леля, что ты там кричала братишкам?

— Я им крикнула: «Полундра, принимай картошку!»

— Ведь в мешках были снаряды, разве ты не заметила? И почему «полундра»?

— Ничего ты, Лорка, не понимаешь... Полундра — это что-то морское, а что были снаряды, а не картошка, это, может, еще лучше. Словом, я их немножко подбодрила. [113]

— Представляю! Услышали такой писк, сразу духом воспрянули!

— Ты смеешься, Лорка, а ведь правда же, им приятно. Даже если слов не разобрали, все равно приятно...

...Пятьдесят минут, показавшихся вечностью, длился полет до аэродрома. Пятый полет за ночь. Ужасно утомительно вести самолет только по приборам, да еще таким несовершенным, какие стояли на По-2. Добейся по ним правильного режима полета, не видя земли или горизонта (М. Чечнева)

"

Весна 1944. Тамань

  

"В ту же апрельскую ночь Лариса Розанова с штурманом Лелей Радчиковой вылетела на цель «Голубая балка». Сбросив бомбы на большое скопление гитлеровцев, самолет отошел от цели, но в этот миг зенитный снаряд попал в мотор. Он замер, замолк... Надо садиться на освобожденной территории — через пролив не дотянуть.

Розанова приказала штурману дать сигнал ракетой «Я свой», чтобы включили старт. Но старта не дали, а самолет быстро снижался и вот уже покатился по земле вдоль окраины какой-то деревни, метрах в десяти-пятнадцати от домов.

Кончился пробег, самолет остановился.

— Леля, где мы — у себя или у немцев?

— По всем данным, у себя, — отвечает Леля.

На всякий случай летчицы взяли планшеты, вывернули компас, выскочили из самолета и отбежали от него метров на пятьдесят. Тут они услышали русскую речь, увидели бегущих навстречу бойцов. Экипаж попал в расположение нашего инженерного батальона. На командном пункте батальона видели ракеты и поняли, что нужна помощь.

Летчицы оставили у самолета двух часовых и пошли на командный пункт батальона. Доложили командиру о случившемся. Последовало распоряжение: самолет бросить, а экипаж немедленно переправить на Таманский берег.

Лора Розанова очень любила свой самолет. Она считала его самым легким и быстрым из всех самолетов эскадрильи. Ей жаль было его бросать, тем более, что ремонт требовался небольшой.

Розанова решила спасти самолет. Она рассудила, что командир, отдавая приказ, прежде всего имел в виду вывести экипаж из опасной зоны. Поэтому она отправила Радчикову в часть, а сама осталась у машины.

Ремонтировать самолет можно было только ночью. Днем площадка, на которой он стоял, простреливалась с позиции противника. Аварийная команда из четырех пехотинцев за две ночи отремонтировала самолет, и Розанова вернулась в Пересыпь на своей машине. "