Алцыбеева Нина

Летчик  46-го гвардейского легкобомбардировочного ночного авиационного полка 4-й воздушной армии , гвардии  лейтенант . В составе полка вовала с августа  1943 по  май 1944 года.Принимала участие в составе полка в боях за освобождение Кубани и Крыма. 

 Затем служила летчиком связи в штурмовом полку.

 

  О. Голубева "Страницы летной книжки"

 

 Август 1943 года. Пересыпь. Полеты на Новороссийск

 

 

 

 

 ГОЛУБАЯ ЛИНИЯ

­

Напридумали всяких небылиц, - сказал мне товарищ, когда мы вышли из киноте­атра, где смотрели фильм «Офицеры».

- Что же там надуманного?

      - Да вот хотя бы случай с ребенком.

Что это за мать - оставила ребенка и ушла на фронт?! Где это видано?

- Вы так думаете? - улыбнулась я, вспомнив, как в годы войны Нину Алцы­бееву, выпускницу Ульяновской летной школы, тоже упрекнули в военкомате:

- Как же вы так... бросаете ребенка.

      - Не бросаю. А иду туда, где лучше всего смогу защитить и свою дочь, и всех других детей. Я – летчица!- сердито от­ветила Нина.

С самого начала войны она готовила для  фронта летчиков. Взлет, полет по кругу, посадка.

В работе, в заботе о ребенке, в ожидании писем от мужа с фронта прошел год. Потом пришла весть, что му­жа сбили. Это горькое известие было последним толчком, побудившим ее написать в военкомат заявление с прось­бой об отправке в действующую армию. Но там ей кате­горически отказали. В горкоме комсомола, куда она об­ратилась за содействием, ей по секрету сообщили, что есть женский  авиационный полк. Нина тут же написала в Москву, умолчав о дочке. Вызов пришел неожиданно быстро. Известие о ее отъезде, распространилось молние­носно. Город небольшой, всякая новость, да еще связан­ная с войной, никого не оставляла равнодушным. К Ал­цыбеевой потянулись знакомые и незнакомые. Одни по­ощряли, другие осуждали. Зашла хозяйка квартиры.

- Помоги тебе бог в твоем деле, - певуче сказала она. - А Ноннушка-то как?

- К маме отвезу. В деревню.

- Дороги-то забиты. Большой крюк придется делать. Намаешься.

      Нина уже думала о трудностях пути. Нужно было еще и пропуск выхлопотать. А времени - в обрез.

  - С вещами как? - продолжала допытываться хо­зяйка.

      Нина молчала.

      - - Хотя и старая я, а не разучилась детей нянчить. Оставь девочку со мной. И вещи сохраню.

Нина даже прослезилась. Лучшего выхода трудно бы­ло  найти. У ее матери на руках пятеро детей. Отец умер. К тому же из Львова приехала старшая сестра с малы­шами: без денег, без документов, без вещей - все пропа­ло под бомбежкой.

А Кудымовна - женщина добрая, ласковая. Нонна останется в тех же яслях. Поговорили обо всем с хозяйкой. И уехала Нина на фронт, унося в сердце детский голос: «Ма-моч-ка... Мамуля».

 

* * *

 

Она пришла в наш полк в Краснодаре. Маленькая, изящная. На вид лет 20. А на самом деле - 26. Льняные, словно пух волосы, голубые глаза, легкий румянец дела­ли ее совсем юной. Долгое время никто не знал, что в да­леком от фронта городе оставила она двухлетнюю дочку, что в сердце ее постоянно живет тревога. Нина сразу же попросил ась на задание, но ей предложили сначала осмотреться.

- Чего осматриваться-то? Я летать хочу!

- Прекрасно, - ответила ей замкомэска Нина Худя­кова. - Дня через два начнем тренировку.

     - Шутите? - улыбнулась Нина. - Я же инструктором была. Какая еще тренировка?

- Посмотрим, - усмехнулась Худякова.

Дневную тренировку закончили за день.

- Ничего, - неопределенно сказала Худякова. - Се­годня полетим ночью.

Нина летала ночью еще в летной школе. Но когда Се­ла в кабину, поняла: учебный старт в Ульяновской шко­ле - совсем не то, что здесь. Там посадочное «Т» состоя­ло из двух десятков фонарей, а здесь - всего три, да и те замаскированы сверху.

Взлетела хороша. Сделала первый разворот, посмот­рела вниз. Черная, непроницаемая бездна. Растерянно закрутила головой в поисках старта.

- Ну, как, инструктор? - не без насмешки спросила Худякова.

- Ничего не вижу.

- Та-то и она... Смотри левее. Три огонька... Худякова помогла Нине выполнить полет по кругу, а при посадке - определить расстояние до земли. На ру­лежке  оказалось тоже нелегко.

Несколько ночей Худякова тренировала Алцыбееву. С каждым полетом Нина лучше чувствовала землю, и даже фонари посадочного «Т» казались ей теперь ярче.

И ват она вылетает на свое первое боевое задание. Под крыльями самолета - 4 фугасные бомбы по 50 ки­лограммов каждая. На штурманском месте – штурман звена Катя Тимченко.

Самолет долго бежал па взлетной полосе: машину с бомбами Нина поднимала в первый раз. Наконец оторва­лись от земли и, медленна ввинчиваясь в небо, взяли курс на запад.

      Впереди вспыхивали одна за другой ракеты, внизу что-то горело, летели по земле огненные точки-тире.

      - Это, передавая, - пояснила штурман.

первый вылет не оставил у Нины особых впечатлений. Полет как полет. И погода прекрасная.

     - Там ли мы бомбили? - усомнилась только она.­

Что-то не стреляли.

- Еще налетаешься в обстрелах. До Берлина дале­ко, - сказала Катя. - А бомбили мы скопление войск противника. Притаились они. Замаскировались. Боятся себя обнаружить.

Однако уже на вторую ночь она оказалась свидетельницей трагедии, разыгравшейся на их глазах. При под­ходе к цели они увидели, что лучи прожекторов цепко держат ПО-2. С земли не стреляли. Летчица пыталась вырваться из лучей, но острые светящиеся лезвия, слов­но играя в мяч, передавали самолет друг другу. Зенитки не били. Вдруг к ПО-2 протянулась огненная трасса сбо­ку, с воздуха.

- Истребители, обойдем стороной, - оказала штур­ман и дала новый курс.

Развернув машину, Нина увидела горящий ПО-2, па­дающий на землю. Он превратился в огненный шар, из которого вдруг начал лететь разноцветный фейерверк­ это взрывались ракеты в кабине штурмана.

     - Подожгли, сволочи!- сквозь зубы со стоном ска­зала Катя.

     Прожекторы выпустили горящую машину у самой земли, когда она взорвалась. И сразу погасли.

Летчицы молчали, потрясенные гибелью подруг. Толь­ко при подходе к цели послышался Катин голос, дающий Нине боевой курс.

В ту ночь не вернулись четыре машины. Восемь девушек... Женя Крутова, Лена Саликова, Аня Высоцкая, Галя Докутович, Соня Рогова, Женя Сухорукова, Валя Полунина, Ира Каширина. Восемь похоронных отправи­ли из штаба по разным адресам, но с одной трагической вестью: «Ваша дочь геройски погибла за Родину, осво­бождая  кубанскую землю от фашистских захватчиков».

      На следующий день мы снова были на аэродроме. 3а­кончилось построение, на котором  руководитель полетов дал последние указания, и мы разошлись по самолетам..

Снова ночное небо. Далеко внизу, в темноте, светлы­ми кубиками выделяются населенные пункты; темнеют квадраты и прямоугольники садов; отливая серебром, блестит извилистая лента Кубани; тянутся паутины до­рог. А над головой темный купол неба с яркими звездами. И в этом  темном  небе летят, словно звездочки, маленькие, на вид такие безобидные ПО-2. Но под плоскостями и фюзеляжами у них бомбы, на которых белой краской крупно выведено: «3а подруг!»

В свою четвертую ночь Нина готовилась к вылету очень тщательно. Осмотрела внимательно машину, каж­дый тросик и винтик пощупала.

- Все в порядке, - доложила механик.

- Вижу.

Экипажи заняли места в самолетах, тревожно погля­дывая на небо: звезды закрылись тучами, с севера ветер гнал и гнал тяжелые черные облака, нагромождая их одно на другое. И они спускались все ниже и ниже к земле. В такую погоду обычно высылают экипаж на разведку погоды по маршруту и в районе цели. В этот раз на разведку погоды улетели замкомэска Нина Худякова со своим штурманом Катей Тимченко.

Меня вывозили на боевые задания вместе с Ниной. Она летала с Катей, я - с Ниной Худяковой. В ожидании своих «крестных» мы растянулись на траве.

- Смотри, как  красивы облака, Нина.

- Я не люблю их. Вернее, перестала любить, когда стала летать. А в детстве любила наблюдать за ними, лежа в поле. Они точно овцы на синем поле. А иногда они напоминали каких-то фантастических существ. Лежу и мечтаю, пока не найдет меня мама и не задаст трепки.

-А ты где учил ась летать?

         -В Ульяновске. Ты была там?

- Нет.

- Я любила бродить по заснеженным улицам города. По набережной. Люблю Волгу. С Ульяновском у меня связано слишком много: там я училась летать, там я встретила и полюбила Ваню. И он любил Волгу. Детство его прошло в Саратове.

      В это время зеленая сигнальная ракета прочертила над аэродромом дугу: запустить моторы!

      Мы с Ниной вскочили.

      - Вы-то куда? - остановила нас механик. - Худяко­ва еще не вернулась.

Облака уплыли на юг, и небо совсем. Вызвездило. На поле установил ась непривычная тишина. В стороне сби­лись в кучу механики и вооруженцы. О чем-то разговари­вали. Временами тревожно прислушивались, поглядывая на небо в западном направлении. Нина обошла вокруг самолета, рассеянно постучала по плоскости.

- Черт те что... - буркнула она.

- Нина, а ты полетишь со мной? - решилась я.

- Полетим" - просто сказала Алцыбеева. - Идем к командиру.

     - Сколько у вас вылетов? - спросила Бершанская, выслушан Нину.

-Шесть.

- А у вас, штурман?

- Восемь,- с гордостью выпалила я.

- Ого! - засмеялась командир. - Настоящий ас...Ладно, летите. Только будьте внимательны.

 

- Спасибо, Нина. Ты только не беспокойся, - сказа­ла я летчице, когда мы взяли курс на цель. - Я многому            научилась. Знаешь, как меня Худякова дрессировала?!

Нина рассмеялась.

- Я не беспокоюсь. Худякова - молодец!

Была прекрасная летная ночь. Правда, прекрасной она казалась больше оттого, что нам доверили лететь самостоятельно.

- Следи за воздухом, - спокойно предупредила Нина.

К самолету у нас были подвешены БАСы (бомбовые авиакассеты), в которых лежали серые металлические шары, похожие на детские мячи, начиненные «КС». Это были ампулы с самовоспламеняющейся жидкостью. При взлете с ними надо соблюдать максимум осторожности. Если самолет будет слишком прыгать на разбеге, ампу­лы могут от трения загореться. Особая осторожность нужна и над линией фронта - не дай бог заденет шаль­ная пуля.

Нина отлично вела машину. Все ее движения отлича­лись удивительной пластичностью. Мне казалось, что она касалась ручки самолета только -кончиками пальцев.

Под нами дорога на Старо-Титаровскую. По ней нем­цы перебрасывали подкрепление на передовую. Нам надо найти вражескую  колонну и накрыть ее бомбами.  

- Что горит? - спросила Нина.

Справа, освещая большую площадь, полыхал огром­ный пожар.

- Давай свернем. Посмотрим.

Нина чуть-чуть развернула машину, и мы увидели го­рящее селение.

- Вот гады! Село подожгли, - возмутилась летчи­ца. - А там, наверное, только женщины и дети, - горько вздохнула Нина.

      - Давай к дороге.

      Луна хорошо освещала 'Всю местность. Разорванные кучевые облака остались позади. Мы пролетели вдоль до­роги. Нина на мгновение убрала газ, и я увидела, как на        дороге мигнул огонек. Другой...

- Ага... Попались!

При бомбометании летчик должен особенно  четко выполнять все команды штурмана. Для этого требуется слетанность экипажа, полное взаимопонимание. К  вели­кой своей радости, я чувствовала себя так, словно сама управляла самолетом. Алцы6еева выполняла все коман­ды исключительно точно.

- Внимание. Бросаю!

Натянулись тросы и раскрыли замки БАСов. Ампулы полетели вниз. Десятки факелов выросли внизу. Нина         плавно развернула машину и взяла курс 850.

      - Какая путевая скорость?

      - А что? - Я никак не могла прийти в себя после      удачного бомбометания.

      - Висим же...

Досадная ошибка: я не учла сильный попутный ве­тер, когда мы шли к цели! Сейчас же сила встречного вeтpa была почти равна скорости самолета.

      - Ничего, - успокоила я летчицу, - горючего хва­тит.

В этот момент молчавшая до сего. времени земля вдруг выплеснула в небо целый ливень свинца. Казалось, что с каждого квадратного мeтpa тянутся к самолету красные, оранжевые и желтые трассы. Забухали зенитки. Шапки разрывов стали окружать машину. Перед самым носом, ослепительно сверкнув, с громким треском  разо­рвался снаряд: б-бах! Машину швырнуло , как щелку. Б-бах! - второй снаряд. Третий... Началась настоящая канонада!

Я еле успевала предупреждать Нину о разрывах, по­могая ей маневрировать. Зенитные разрывы вспыхивали все ближе. Черные клубы дыма, возникавшие у самолета, долго еще плыли в воздухе. Противник начал пристреливаться. Еще один снаряд рванул рядом. Машину чуть не перевернуло. Отчаянно выравнивая машину, Алцыбеева пытал ась уйти от огня противника. Снова рядом разо­рвался снаряд, и у меня в глазах все почернело. Я не сра­зу поняла, что произошло с самолетом. Оказывается, он сорвался в спираль. Огромным усилием Алцыбеева выве­ла машину из спирали. О противозенитном маневре те­перь нечего было, и думать: подбитый самолет мог лететь только по прямой. Утихший было на несколько секунд огонь, возобновился с прежней силой. Бесконечно долгими казались минуты. Разрывы снарядов сгущались слева: зенитчики  не учитывали скольжение подбитой ма­шины. Шансы на опасение повысились. Мы выскочили из обстрела и с попутным ветром удалились в тыл врага.

- Что будем делать, штурман?

- Обойдем севернее. Через лиманы. - Ты хорошо знаешь там район?

      Обычно Мы учили наизусть район полетов да еще прихватывали в радиусе 50 километров. По десятку раз штурманы вычерчивали на память карту района полетов, запоминая характерные ориентиры. Поэтому район «Го­лубой линии» я знала отлично, но территория, лежавшая к северу от лиманов, была известна мне очень прибли­зительно. Что сказать Нине?

- Район знаешь? -повторила она свой вопрос. Мне 'Вдруг вспомнились слова моей наставницы Нины Худяко­вой: «Штурман, если это настоящий штурман, никогда недолжен теряться. Даже если летчик волнуется, он остает­ся спокойным. Штурман должен уметь определять курс при любых обстоятельствах». И я твердо ответила:

- Знаю. - А потом добавила: - Не волнуйся... Нина махнула головой в ответ.

Летим дальше. Вношу изменения в курс. Считаю.

Всматриваюсь в землю и мысленно сличаю с картой.

Никогда человек не соображает так ясно, быстро, ре­шительно, спокойно, -как в минуту опасности. Это удиви­тельное состояние. На земле такой четкости в работе мысли у меня никогда не было.

Каждые 2-3 минуты я докладывала летчице об ос­тавшемся времени полета. А самолет между тем все те­рял высоту... И Нина «колдовала» В кабине, делая всевозможное, чтобы довести машину. Наконец показалась Кубань. Серебристой лентой вилась она под нами.

- Ниночка, вот и Кубань. А там, смотри, рисовые по­ля, - радостно говорила я летчице, - и наш аэродром. Еще минут семь, и мы - дома.

Меня охватило чувство упоения полетом. Я всматри­валась в бархатное с яркими звездами южное небо, с ко­торого озорно подмигивала луна сквозь белизну легких бродячих облаков, любовалась Кубанью. В лицо бил теплый ветер. Я испытывала радость освобождения от земных чудовищ в виде зениток и пулеметов и чувствова­ла себя счастливым ребенком. В этот момент Нина ока­зала:

- Привяжись. На всякий случай...

Я  не знала тогда, как трудно было вести летчице из­раненную машину. Лишь недавно Нина призналась мне: Опоздай я с маневром хоть на  секунду, и мой седь­мой, а твой девятый вылет могли бы стать последними.

 

Едва мы приземлились, как нас окружили техники и механики.

- Вот  это да!

- Весь в дырках...

Как вы добрались?

На самолюбии, - спокойно ответила Нина.

Взглянув на лица механиков, я поняла, что Нина с­вершила нечто из ряда вон выходящее. Осколок снаряда вырвал огромную дыру в обшивке нижнего крыла, такая же дыра зияла в штурманской кабине. Вторая большая пробоина была в центроплане, над Нининой головой, кроме того, много пробоин в хвостовом оперении и плос­костях.

Нина осталась у самолета, чтобы лучше осмотреть его вместе с механиками, а меня послала доложить о выпол­нении задания.

     На старте вместе с командиром полка стоял мужчина, какой-то начальник из дивизии.

- Задание выполнено!- И я подробно доложила о полете.

     - Из чего стреляли? - спросил мужчина.

     - Не знаю, - я пожала плечами. – Бах!  А потом серое облако.

     Мужчина не выдержал и расхохотался. «Ездят здесь всякие... похохатывают», - с обидой подумала я.

     - Ну ,как? Полетите еще? – мягко  спросила коман­дир полка.

     Я почувствовала себя такой измученной, что испуга­лась - как бы не упасть, но постаралась ответить твердо:

     - Конечно. Разрешите идти?

- Пришлите летчицу.

Вырулив запасную машину, мы снова полетели бом­бить.

Уже светало, когда самолеты один за другим призем­лились на узкой полосе полевого аэродрома. Напряжен­ная боевая ночь закончилась.

Мы с трудом вылезли из кабины. В ушах все еще ре­вел мотор, в глазах мелькали яркие вспышки разрывов. Нам хотелось только спать. Дремота стягивала веки. Одолевал сон.

В столовой разгорелся спор: правильно ли было наше решение - уйти с попутным ветром в тыл врага, чтобы вырваться из-под обстрела.

Где же это вас так разделали? - спросила Худя­кова.

- Над высотами...

- Как вас туда занесло?

- Мы шли по проложенному курсу...

      - Па кур-су, - передразнила меня Худякова, - а голова у тебя для чего? Пробиваться сквозь огонь нуж­но в одном случае - если противник мешает выполнить задание. А вам можно было спокойно обогнуть эти про­клятые высоты...

Мое радужное настроение сразу пропало - оказыва­ется, я могла ни за что ни про' что' погубить и летчицу, и себя. Взглянув на мое помрачневшее лицо, Нина обняла меня:

- Только не вешай нос. Главное в штурманской ра­боте - это хорошо проанализировать каждую ошибку, чтобы не допустить ее в будущем.

«Голубая линия» - это для нас было не талька 200 километров оборонительной полосы фашистов от моря и до моря. Здесь перед лицом смертельной опасности окрепла и закалялась наша боевая дружба. Сколько еще было полетов на «Голубую линию»! Всяких. Мы ле­тали много - удачно и неудачно. Теряли товарищей. Часто на наших глазах чей-нибудь самолет, цепко схва­ченный прожекторами над целью, вдруг взрывался. И тогда мы страдали оттого, что видели, как бьют това­рища, но ничем не могли ему помочь.

Стояли такие ясные ночи. Но их красота едва дохо­дила до нашего сознания сквозь густую завесу зенитного огня, сквозь яркие лезвия лучей прожекторов, сквозь ата­ки вражеских ночных истребителей.

В канун нового 1944 года Алцыбеева получила весть о муже. Он был подбит за линией фронта, раненым по­пал в плен, бежал, воевал с партизанами, потом был переправлен на Большую землю. И теперь снова воюет на соседнем фронте. Их разделяло только море. И од­нажды он прилетел к ней...

Нину освободили от полетов на сутки. Но уже на следующую ночь включили в боевой расчет. Нужно было нанести удар по фашистскому аэродрому в Багерово: максимальное количество вылетов, максимальное количество экипажей.     

Темная ночь повисла над аэродромом. Я стояла у до­ма и смотрела на запад, в сторону Крыма. Там, словно на далеком темном экране, барахтались в лучах прожек­торов мои подруги. Огненные трассы летели к ним. Я уже вторую ночь не летала из-за своего непроститель­ного легкомыслия: искупалась на спор в холодном но­ябрьском Азовском море и заработала простуду. Рядом  со мной стоял Иван Поздняков - муж Нины.

- Это Нина! - вдруг закричал он так, что я вздрог­нула.

- Ты что? Где?

- В лучах. Ее бьют!..

Несколько лучей цепко держали самолет. К светящей­ся точке тянулись разноцветные шары «эрликонов». .Из­дали смотреть - красивое зрелище, если бы оно не нес­ло смерть.

      - Да держи ты себя в руках. А еще летчик ,-сказа­ла я, взглянув на Ивана. Он пытался закурить, но руки его дрожали, спички ломались. Иван швырял их с от­чаянием на землю.

- Давай зажгу. Прикуривай.

Он жадно затянулся.

Ну, зачем она на фронте?

А ты?

Я - мужчина. Обязан.

И мы тоже обязаны защищать Родину.

Ну-ну, - выдохнул он, целое облако папиросного дыма, искоса взглянув на меня. Больше он не сказал ни слова.

Утром, вернувшись с полетов, Нина увидела забро­санный окурками двор.

- Будто в ротной курилке, - устало улыбнулась она. Иван лежал на кровати.

- Уже проснулся?

- А я и не спал. Наблюдал за вашими полетами. Как вы только летаете. ведь там сплошной огненный ад. Нина пыталась успокоить мужа.

     - Что ты, Ваня? Это только со стороны так кажется. Тем, кто в гуще этого огня, - не так уж страшно. Ночь, темно. Да и мы ведь не дураки. Чувствуем, что' зе­нитчики начинают пристреливаться, - переходим на дру­гую высоту. Пока они перестраивают наводку, мы сбро­сим бомбы и уходим.

- Так уж и уходите? - насмешливо переспросил Иван. - У нас на Иле броня, скорость - и то не всегда уйти удается. А у вас что? Фанера да перкаль. Ав­томатной очереди может быть достаточно... Давай-ка пе­реходи к нам, в штурмовой полк. По связи летать бу­дешь...

- Нет, Ванечка, не могу, - мягко, но твердо отве­тила Нина. - Не могу я своих подруг бросить. Ты уж не обижайся на меня...

Когда освободили Крым, наш полк получил приказ перелетать на 2-й Белорусский фронт. Нине дали отпуск для поездки к дочери. Обстоятельства сложились так, что ей нужно было срочно забирать дочку. Забирать, но куда? После долгих размышлений Нина решила пере­везти ее в часть мужа и перевестись туда самой. Вдвоем им будет легче за ней ухаживать.

Так началась ее новая жизнь в штурмовом полку. Каждый день, задолго до рассвета, она садилась в самолет, и летела с кем-нибудь из офицеров в штабы корпусов, армии, поддерживала связь с полками. Домой возвра­щалась поздно вечером и сразу бежала к маленькому домику, где, часто не дождавшись, мамочки, сладко по­сапывала во сне ее девочка.

Как-то она, прилетев на передовую с офицером, ко­торый должен был корректировать огонь штурмовиков, попала под сильный обстрел. Разбило рацию, и ей надо было срочно доставить другую. Пострадал и самолет: осколками пробило фюзеляж, как ножом, .распороло об­шивку на левой нижней плоскости. Нина села в кабину. Мотор завелся с первой попытки, но при полных оборо­тах самолет так затрясло, что ручка управления вырыва­лась из рук.  Но лететь надо!

Машина с трудом оторвалась, повисла в воздухе и медленно, с натугой пошла вверх. В это время рядом снова взрыв. Воздушной волной самолет бросило на кры­ло. С трудом выровняла. Долетела. Задание выполнила.

      Сколько раз она видела, как Илы шли на штурмовку. Ей было страшно. В одном из них был ее муж. И сердце ее то замирало, то бешено колотилось, словно ему было тесно в груди.

А на аэродроме играла в самолетики маленькая Нон­ночка , не подозревая, какой опасности подвергаются ее родители.

Так и воевали до самого победного конца. Вместе с дочкой. Всякие случаи бывают в жизни, а особенно на войне.

 

 

Источник : Голубева -Терес О. "Звезды на крыльях"