Ольга Санфирова
РУФИНА
ГАШЕВА,
Герой Советского Союза,
штурман эскадрильи
ЛЕЛЯ
С Лелей я сделала около восьмисот боевых вылетов. Помню полет на бомбардировку живой силы и техники противника на дороге к переправе у станицы Славянская.
Погода была прескверная, шел дождь со снегом, земля, вся в белых и черных пятнах, просматривалась плохо. Пытались разглядеть переправу, но тщетно. Зато на берегу время от времени мигали фары автомашин. Наверное, их там скопил ось немало, если им приходилось включать фары и демаскировать себя. Отбомбились по машинам. Вверх взлетел столб пламени. На душе хорошо, слетали не зря. Взяли курс домой, но не тут-то было. Нас сразу же схватили прожекторы, и начался обстрел. Леля дает полный газ, маневрирует, старается выйти из-под огня. Слышно, как с треском рвутся снаряды, и чувствуется запах пороха. Применив излюбленный прием - скольжение, резко теряем высоту и вырываемся на свободу.
Вдруг наш старый и маломощный мотор расчихался, раскашлялся и вскоре заглох. Стало ошеломляюще тихо... Леля вся подал ась вперед к приборной доске и начала работать шприцем, подкачивая бензин в карбюратор. До своей территории еще очень далеко... Сижу в полном бездействии. Тут уж штурман ничем помочь не может. Вся надежда на выдержку и умение Лели.
Жалобно всхлипывает шприц. Земля все ближе и ближе... Впереди видна дорога, и по ней движется длинная колонна вражеских автомашин. Сбоку они видны как на ладони. Если мотор не заработает, то угодим прямо немцам в лапы. Неужели так бесславно пропадем? Но нет, Леля победила. Мало-помалу мотор оживился и, наконец, стал работать четко и ровно.
- Леля, что же это было?
- Да, наверно, бензин неважный, вода попала, - спокойно отвечает она.
Очень сложны были полеты на Новороссийск. Особенно доставалось летчикам. То густая дымка, то низкая облачность, да еще восходящие и нисходящие потоки.
Однажды, после того как мы удачно отбомбились по вражеским траншеям и с хорошим настроением возвращались домой, при подходе к берегу нас вдруг резко потянуло вниз. На мгновение я оторвалась от сиденья и поползла влево. За какие-то доли секунды мы потеряли четыреста метров, а впереди черная стена горного хребта, через который нам нужно перевалить. Разворачиваемся, уходим в море и кружим, кружим, набирая нужную высоту, и опять быстро ее теряем
Море кажется чугунным, неприятным. Отчетливо видно, как под нами идет морской бой. Разноцветные шары летят из стороны в сторону, отражаясь в воде. Там жестокая схватка, кровавый бой, а мы как неприкаянные все еще кружим.
у меня иссякло терпение, и я начинаю вслух проклинать море и горы, а Леля успокаивает: «Не злись, побереги силы на следующий вылет. Сейчас перетянем».
Наконец с четвертого захода нам удалось перебраться через хребет.
...Это было в Польше, за рекой Нарев. Наш экипаж получил задание разбомбить немецкий штаб в одном из населенных пунктов. Ночь была хорошая, звездная, внизу медленно проплывали темные очертания лесков, хорошо просматривались дороги. А вот и Нарев. На передовой довольно спокойно. Лишь время от времени яркими вспышками взлетают ракеты и кое-где идет вялая перестрелка. Впереди уже виден населенный пункт. В центре белеет здание, сверху похожее на букву «Г». Здесь должен быть штаб.
_ Давай заходи. Курс триста десять. Будем бомбить, - говорю я.
Леля ложится на заданный курс, и самолет идет по идеальной прямой. Вот в прорезе крыла появляется здание. Прицеливаюсь. Дергаю за рычаги бомбодержателей. Самолет вздрогнул, освободившись от груза. Леля разворачивается: хорошо видно - бомбы попали в цель.
И тут же беспорядочный огонь с земли. Но нас не найти, уходим бесшумно, со снижением. Продолжаю смотреть назад.
Но что это вдруг забеспокоилась Леля? Что она все крутится?
-Руфа, ты посмотри, что у нас с мотором делается...
Гляжу, пламя лижет капот двигателя и судорожно тянется к фюзеляжу. Отвалился патрубок. Мотор старый, масло бьет давно. Вот-вот огонь охватит всю машину.
Мурашки побежали по спине. Неотрывно смотрим на ярко-желтое с красными язычками пламя. Идем на малом газу, высота все теряется. Как же медленно тянется время! Летим уже, кажется, целую вечность.
Огонь угрожающе приближается к нам...
Чуть не на бреющем прошли линию фронта.
- Руфа, снимай парашют, прыгать уже невозможно. Как только сяду, так сразу выскакивай - и подальше от самолета.
Быстро отстегиваю парашют.
- Сняла? - спрашивает Леля.
- Да.
- А теперь ты поведи, сниму и я.
Летим низко, прямо вдоль дороги и продолжаем до боли в глазах смотреть на пламя.
Показался наш аэродром. Даю красную ракету, и заходим на посадку с прямой.
На этот раз докладывает Леля:
-Товарищ командир, задание выполнено. Бомбы легли в цель. Самолет неисправен, отлетел патрубок. Разрешите лететь на вашем самолете?
-Хорошо, берите мой самолет, - сказала Бершанская.
- Спасибо! - Леля ни словом не обмолвилась о том, что пришлось пережить за эти страшные сорок минут...
Как командиру эскадрильи Леле Санфировой не раз приходилось вывозить в первые боевые вылеты еще не обстрелянных штурманов, что стоило большого нервного напряжения. Порой она очень уставала от таких полетов и никак не могла уснуть. Ворочаясь с боку набок, считала до тысячи, и все напрасно. И тогда принималась за письмо маме. Писала она круглым крупным почерком обстоятельные письма о погоде, о том, как мы живем и какие хорошие девчата в ее эскадрилье. И никогда об опасной летной работе. Или вдруг разговорится:
- А знаешь, чего мне хочется больше всего? Поспать на настоящей кровати, застланной простынею, и чтобы подушки были настоящие, и ни о чем, ни о чем не думать. Смешно?
- Вовсе нет, я тоже об этом часто думаю.
А Леля продолжает:
- Вот скоро кончится война, и разбредемся мы все в разные стороны... Слушай, давай и после войны будем летать вместе? Совершим грандиозный перелет, только уж не на ПО-2, а на каком-нибудь большом самолете!
Но мечте не суждено было осуществиться. Леля с войны не вернулась.