Никулина Дина

 

 

Командир эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии майор.

Родилась 8 ноября 1917 года в деревне Парфёново ныне Спас-Деменского района Калужской области в крестьянской семье. Русская. Окончила авиационный техникум и авиационную школу в городе Балашов. Работала лётчиком в авиационном отряде Гражданского Воздушного флота города Смоленска.

В Красной Армии с 1941 года. На фронтах Великой Отечественной войны с июня 1941 года. Член ВКП(б)/КПСС с 1942 года.

Командир эскадрильи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиаполка (325-я ночная бомбардировочная авиадивизия, 4-я воздушная армия, 2-й Белорусский фронт) гвардии майор Никулина Е.А. к сентябрю 1944 года совершила 600 боевых вылетов на бомбардировку укреплений, переправ и войск противника, нанеся ему большой урон.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 26 октября 1944 года за образцовое выполнение боевых заданий командования и проявленные мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками гвардии майору Никулиной Евдокии Андреевне присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали "Золотая Звезда" (№ 4741).

После войны гвардии майор Никулина Е.А. - в запасе, а затем в отставке. В 1948 году она окончила Ростовскую партшколу, в 1954 году - педагогический институт. Работала в городском комитете партии. Жила в городе Ростов-на-Дону. Скончалась 23 марта 1993 года.

На родине, в городе Спас-Деменск Калужской области, в Аллее Славы установлен обелиск.

Награждена орденом Ленина, 3 орденами Красного Знамени, орденами Александра Невского, Отечественной войны 1-й и 2-й степеней, медалями.

  13 апреля 1943 года

 

Из дневника Жени Рудневой:

 

."..Но все-таки с Диной я больше всего люблю летать. Потому что теперь я знаю, что летать могу, что со мной можно летать спокойно. Никто, кроме Дины, не говорит мне о моих ошибках. Каждый полет с ней меня чему-нибудь учит — в полетах с другими я это всегда учитываю. Это первое, а второе — она мастер своего дела, в ней даже осторожности не всегда хватает, а трусости и капли нет. Это мне больше всего нравится. "

 

Лето 1942 года. Бои за Ростов

 

... Под Ростовом шли тяжелые бои. Экипаж Никулиной получил приказ лететь на Дон, не дать противнику строить переправу. На борту две стокилограммовые бомбы. Но пусть об этом полете расскажет сама Дина:

«Внизу вспыхивают огоньки.

— Как будто переправа, — сказала Женя. Подошли ближе: действительно, переправляются гитлеровские войска. Они соорудили не только понтонный мост, но и организовали переправу на лодках. Сделали мы заход, и Руднева сбросила одну из двух бомб. Бомба угодила в край моста. Теперь и второй «гостинец» туда же. Но что это? Один раз самолет прошел над целью, второй, а бомба не сбрасывается.

— Что-то случилось с бомбосбрасывателем, — сообщила Женя через переговорное устройство.

— Дергай за трос крепче! — говорю я.

Еще два круга сделали мы, но безрезультатно. А тут зенитки открыли ураганный огонь.

— Женя! Тяни еще.

— Я руки в кровь ободрала, — говорит Руднева,— а бомба не отрывается, и только. Сделать ничего не могу. Попробуй бросать самолет.

Я начала швырять машину вниз, в стороны..... Зенитки бьют так, что, того гляди, попадут в самолет. Решила возвращаться.

Бомба резко кренила самолет, и держать его в горизонтальном положении было трудно. Правда, мне помогала Руднева. Она бралась за вторую ручку управления и вела самолет. Тогда я отдыхала. Во время одной из передышек взгляд упал на бомбу. По правде сказать, от того, что я увидела, перехватило дыхание. «Гостинец» продолжал висеть под левым крылом, но... контрящей вилки лопасти взрывателя не было. Это очень опасно. Достаточно удара силой в пять килограммов по обнаженному взрывателю — и бомба взорвется, Руднева мужественно приняла новость. Решили рисковать, но все-таки посадить машину. Собственно, другого выхода и не было.

— Приготовь несколько ракет и освещай мне поле, — говорю Жене. — Дай три красные ракеты. Наши поймут сигнал — значит, самолет возвращается с бомбами, либо что-то с машиной, экипажем. Поняла?

— Поняла.

Вот и аэродром. Видим: садятся другие самолеты. Они ходят по кругу справа, а я слева. Нас заметили, но, как потом выяснилось, приняли за противника. Только соберусь садиться, а на аэродроме свет выключают. Что хочешь, то и делай! Того и гляди, бомба сорвется. Мы же крутимся на высоте триста метров. Обращаюсь к Рудневой:

— Женя, пиши записку. Заверни ее в платок, привяжи к запасной ручке управления и сбрось. Пиши: «Бомбу в сто килограммов не сбросили: заело замок. Проверьте бомбодержатели и замки у всех самолетов. Сажусь. Если погибнем, передайте привет семьям. Целуем всех. Никулина, Руднева».

Еще заход. Вспыхнул свет ракеты. В то же мгновение штурман выбросила ручку.

— Как коснемся земли, выпрыгивай! — кричу я.

— Я прыгну, а ты останешься? Нет! Ни за что, — решительно заявила Женя.

Земля ближе, ближе... Пятнадцать метров. Руднева стреляет из ракетницы. Толчок. Земля! Села легко-легко... Самолет бежит, а я смотрю, есть ли бомба. Вдруг вижу: бомбы нет. Даю знак Жене, и мы почти одновременно выскакиваем из машины. Едва к месту посадки стали приближаться товарищи, как я закричала:

— Не подходите близко. Бомба!

Вызвали инженера по вооружению Надежду Стрелкову. Она нашла бомбу и ловко разрядила ее. Оказывается, оторвавшись, наш смертоносный груз скользнул по траве и лег. Стоило ему пойти ниже, удариться о бугорок, и мы бы погибли.

Когда нервы немного успокоились и переполох, вызванный опасной посадкой, улегся, я спросила заместителя командира полка:

— Ручку управления с запиской нашли?

— Нет. Какую ручку? Как же вы без ручки летели? Я улыбнулась и шутливо ответила:

— В такой момент можно и без ручки лететь.

Так и не нашли ручку, — заключила Дина. — Видимо, в траве затерялась».

 

 

 Зима  1943года

МОЖНО И В НЕЛЕТНУЮ ПОГОДУ

 

В нескольких километрах от аэродрома работал при­водной прожектор. Каждые. пять минут он включался, вращал свой луч, делая два полных оборота, и затем направлял его строго на запад. Когда пучок света раз­резал темноту, на аэродроме становилось совсем светло.

Луч не. уходил ввысь, а упирался в облака. Он был до смешного коротким, этот белый луч. Беспомощно ползая по нижней кромке облаков, он старался найти хоть ка­кую-нибудь щелку. Но щелки не было.

В тот момент, когда луч замер, указывая на запад, послышался рокот мотора, и в свете прожектора мы увидели самолет. Он неторопливо летел к аэродрому.

     Это вернулась командир эскадрильи Дина Никулина, которая вылетала на разведку погоды.

Мы сидели на аэродроме в полной боевой готовности.

Правда, никто не думал, что придется летать. Погода была явно нелетная, и другие полки в дивизии не работа­ли. Об этом сообщили телефонограммой из штаба. Да и присутствующий на старте представитель из Сталин­градской дивизии, новой дивизии, куда недавно вошел наш полк, подтвердил это.

Вскоре Дина стремительной, размашистой походкой подошла к командиру полка.

- Товарищ командир, погода неважная: сильная дымка, сплошная облачность. Высота нижней кромки­ триста -триста пятьдесят метров. Но вертикальная видимость достаточно хорошая. Летать можно

- Можно? - с недоверием в голосе переспросила Бершанская.

            Она и сама прекрасно видела, что творится вокруг.

В такую погоду 'Могли бы летать только самые опытные летчики, да и то оставалась опасность, что самолет может оказаться поврежденным осколками своих же бомб. И ес­ли пять полков в дивизии не летали, то зачем было ей рисковать своими летчиками?

Но Дина ответила:

- Вполне можно летать. Ориентиры просматри­ваются.

      Командир полка и представитель из дивизии перегля­нулись.

Бершанская знала, что Дина будет докладывать имен­но так. Потому что не в ее характере было пасовать перед трудностями. Такая уж она, Дина Никулина, командир эскадрильи. Чем сложнее, чем опаснее обстановка, тем сильнее в ней желание бороться и победить. Год назад на Кубани она совершила почти невозможное. Вряд ли кто-нибудь другой смог бы выйти из того безнадежного положения, в котором она оказалась. Внизу - враг, мо­тор не работает, самолет горит... Из пробитого бака хлещет бензин, заливая глубокую рану в ноге. Штурман Леля Радчикова, тяжело раненная, без сознания. Но Дина не растерял ась ни на секунду. Она сумела отчаян­ным скольжением сбить пламя, дотянуть до линии фронта и в темноте посадить машину у самой обочины дороги, чтобы их быстрее нашли...

      Теперь она стояла перед Бершанской и утверждала, что в нелетную погоду летать можно.

- Конечно, трудно, но можно,- сказала она, пере­водя взгляд с командира полка на представителя диви­зии, а потом снова на Бершанскую.

- Видите ли, товарищ майор,- обратил ась Бершан­ская к Дине подчеркнуто официально,- в мужских пол­ках разведчики погоды доложили, что погода нелетная...

Она выдержала паузу и добавила:

- ...и что летать нельзя.

Дина почувствовала, что Бершанская не решается

сделать окончательный вывод. Действительно, из шести полков только в женском полку разведчик погоды докла­дывает, что лететь на задание можно.

      - Я дошла до самой цели. Там высота облачности

такая же, как и здесь,- настаивала Дина.

            Она не хотела отступать. Как раз в это время вклю­чился приводной прожектор, и все невольно повернулись, глядя на луч, уткнувшийся в толщу облаков.

           Да-а-а ,-неопределенно протянул представитель из дивизии, высокий, сутуловатый полковник.

Очевидно, этим неопределенным «да-а-а» он не только выражал свое удивление, но главным образом хотел дать понять, что он не желает ни во что вмешиваться и тем более - ни за что отвечать.

      -Ну что ж,- сказала Бершанская, видимо приняв наконец решение,- будем работать. Я сообщу выше.

Последние слова она произнесла, скорее, для пред­ставителя из дивизии. Пусть он не чувствует себя хоть сколько-нибудь ответственным за ее действия: она все берет на себя.

      -Командиры эскадрилий, выделите для полетов наиболее опытные экипажи.

Дина, застегивая на ходу шлем, называла фамилии летчиков своей эскадрильи, которые должны были лететь на задание.

Спустя минуту она уже выруливала для взлета. За ней, с интервалом в две минуты, стали взлетать осталь­ные.

В воздухе было черным-черно. Лететь приходилось вслепую, ничего не видя впереди. К счастью, мы хорошо знали район Севастополя, и даже редкие ориентиры, которые просматривались вертикально, очень нам по­могали.

Мы бомбили огневые позиции на подступах к Севасто­полю. На земле шла интенсивная перестрелка. Часто наши войска, заслышав рокот «ПО-2», начинали стрелять по вражеским огневым точкам, указывая нам цель. Бомбы рвались на земле с оглушительным грохотом, и самолет подбрасывало взрывной волной.

Погода и в самом деле была не подходящая для полетов. Высота облачности - меньше минимальной, при которой разрешалось бомбить, если считаться с инструк­циями. И при других обстоятельствах Дина, вероятно,

не решил ась бы так смело заявить о том, что летать

можно. Но то при других... А в условиях, когда наш полк перешел в состав Чет­вертого Украинского фронта, вошел в новую воздушную

армию и в новую дивизию, в этих условиях нельзя было не летать. К нам снова присматривались, иногда погля­дывали с недоверием.

Встречаясь с нами, летчики мужских полков, входив­ших в дивизию,. хвастались тем, что сражались под Сталинградом: «Мы сталинградцы...», «Когда мы бомбили фашистов в городе...», «Высота? Да мы - бреющим...»

Однако после этой нелетной ночи летчики-мужчины попритихли. Встречая нас, они уже не задирали нос. И говорили другое: «Конечно, у вас же опыт какой! Вам приходилось летать и в горах, и в туманы, и над морем...» (Кравцова Н. "От заката до рассвета")

 

 

 

 

."Героини"