В имении «Тик-так» (О.Голубева)
2 октября 1943 года. Маевский
"В самые первые боевые полеты По-2 поднимал 100 килограммов груза, потом летчицы, экспериментируя, [46] брали по 150, 200, 300, а иные экипажи, имея новые машины, брали и по 400 килограммов.
Нам разрешили подвесить 250 килограммов бомбового груза.
— Но листовки взять! — приказала замполит.
— Есть! — повернулась я и на бегу закричала: — Бомбы! Скорее! Бомбы-ы!..
— Мы уже подвесили. — Из темноты вынырнула техник по вооружению Нина Бузина.
— Нам разрешили больше. Давай!..
Тут же подъехала машина с бомбами и вооруженны стащили из кузова две пятидесятикилограммовые бомбы и поволокли их к плоскостям. Вооруженцы Поля Петкилева, Валя Лучинкина, Оля Яковлева — все, как на подбор, маленькие, худенькие девчонки — ловко подхватили одну за другой бомбы и мгновенно подвесили их на крючки бомбодержателей. (Все эти девушки потом станут штурманами, окончив полковые краткосрочные курсы без отрыва от своей работы.).
Теперь-то наши вооруженцы наловчились: втроем за 2—5 минут снаряжают машину, а поначалу вчетвером брались за бомбу, пыхтели, стукались лбами, мешали друг другу, а она ни с места, проклятая. Тяжелая эта работа. Подвесят бомбы на один самолет, рулит второй, а там третий... пятый... Порой вооруженцам казалось, что время остановилось. Карусель из рулящих самолетов не останавливалась до самого утра. А после дождей, в распутицу, когда полуторки буксовали и не могли подъехать к самолетам, девчонки тащили бомбы, ругая проклятую грязь или молча, стиснув зубы. Под плоскостью они быстро подхватывали бомбу на колено, а потом рывком подвешивали. В любую погоду — без рукавиц, потому что так сподручнее. Война не делала скидок на слабость женского пола. А каждая бомба громила врага, приближая победу. [47]
Я проверила подвеску бомб и полезла в кабину, о трудом втискиваясь между пачками листовок и САБами.
— Ну, пошли! — крикнула летчица механику." (Голубева О.)
1944 год. полеты на Херсонес
В.Перепеча:
Летать я начала со штурманом Полиной Питкелевой в составе 4-й авиационной эскадрильи. Потом (опять же из-за больших потерь) мой экипаж перевели на пополнение во 2-ю эскадрилью, к Наде Поповой. Вот с этой эскадрильей мне и предстояло пройти нелегкий, но не менее интересный, чем в Заполярье, боевой путь.
Создав мощную линию обороны на юге, немецко-фашистские войска, как потом выяснилось, прилагали большие усилия к тому, чтобы отвлечь внимание советского командования от готовящегося наступления под Курском. Ставка Верховного Главнокомандования приказала войскам Северо-Кавказского фронта перейти в наступление и уничтожить засевшую на Тамани вражескую группировку.
Фашисты сопротивлялись, как обреченные. В поддержку наземных войск они сосредоточили в Крыму и на Таманском полуострове крупную авиационную группировку, насчитывающую около тысячи самолетов. Истребительная авиация состояла из лучших эскадр “Удет”, “Мельдерс”, “Золотое сердце”. Летчики этих подразделений прошли Францию, Бельгию, Польшу. Каждый имел до сотни сбитых самолетов. Летали они в любых метеорологических условиях. Бой вели виртуозно. Вот почему командование сосредоточило на этом участке фронта большие силы авиации, насчитывавшие также тысячу с лишним самолетов. В их числе был и полк ночных бомбардировщиков Е. Д. Бершанской.
Запомнился полет на мыс Херсонес. Цель — бомбардировка аэродрома, с которого фашисты вывозили остатки своих войск. Опыта у нас было мало: у меня только шестой полет, а у моего штурмана Полины Питкелевой — девятый.
Ночь была лунная, светлая. В воздухе шарили прожектора. А мы еще и шли со стороны луны. Полина говорит:
— Не смотри по сторонам. Прожектор ослепит.
Я и сама знала, что стоит посмотреть на луч — сразу потеряешь ориентировку и свалишься в штопор.
Мы подходили к цели. Впереди нас заходил на посадку немецкий самолет. В какое-то мгновение мечущийся прожектор схватил-таки меня. Я, сцепив зубы и стараясь не потерять ориентировку, отдала ручку управления от себя, ПО-2 устремился к земле. И надо же — мы вырвались из клещей прожекторов. Опустились в лощину и оказались ниже гор, на которых были установлены прожектора и эрликоны.
Я в душе торжествовала: выкарабкались из лап смерти. И вдруг Полина по переговорному устройству говорит:
— Я бомбы не сбросила.
— Как?! Ведь мы проходили над аэродромом!— кричу я.
— Показалось, что промажу. Не захотела впустую бросать.
— Ми-ла-я! Это что же, возвращаться?
— Решай.
Легко сказать — решай. На борту 400 кг бомб. Да если при посадке хоть одна из них сдетонирует, что от нас останется?
В разряженном пространстве между гор по спирали с трудом набираю высоту. Мотор ревет, и кажется, еще усилие — и разорвется на куски. Но нет, выдержал родимый. Набрали высоту и со стороны моря попали на аэродром...
Полет длился в два раза дольше обычного. Нас, как выяснилось, уже перестали ждать. А мы вернулись.
Весна 1944 года
В это же время была организована еще одна группа обучающихся на штурманов. В нее вошли техники и вооруженцы Нина Худякова, Оля Яковлева, Шура Попова, Паша Петкилева и Нина Бузина.
Паша Петкилева перед началом войны успела закончить только первый курс Саратовского авиационного техникума. Это дало ей возможность поступить на завод авиационных моторов, откуда ее призвали в действующую армию.
В воинской части Паша обучалась специальности вооруженца и вскоре была направлена в полк Бершанской. "(Магид)
Лето 1944 года. Польша
Только-только отзвучал последний такт лезгинки, как в круг выскочила
Ася Пинчук, за руку вытягивая Полину Петкилеву. Притопывая, Ася пропела:
Я надену бело платье,
На боку — зеленый бант.
Ах, кому какое дело,
Меня любит лейтенант.
В зале засмеялись, потому что знали, кому адресована частушка. Буквально накануне Полинка получила письмо от лейтенанта Аркадия Дено, который разыскивал ее три года. Они познакомились еще до войны в родном Полинином Увеке под Саратовом, где Аркадий проходил воинскую службу. В августе собрались пожениться, а в июне — война. Его тут же отправили на фронт. Он прошел через тяжелые бои, окружение, госпитали. Адрес менялся. Менялся он и у Полины, Когда наконец он нашел ее, то был немало удивлен, что Поля стала штурманом. Маленькую и хрупкую, он не мог представить ее солдатом.
Все с любопытством таращили глаза на Полину. Ее никогда прежде не видели выступающей. Она была на удивление стеснительной.
— Давай, давай, подружка! — приговаривала Ася. — Отчитайся, кто он...
Полина застенчиво улыбнулась и несмело пропела:
Ты, зенитчик молодой,
Сказки не рассказывай,
Ты мне «хейнкеля» подбей,
А потом ухаживай.
Под шутки и смех она покинула сцену и спряталась за спины подруг. Но тут же выскочили на импровизированную сцену все саратовские девчата, и пошло-поехало...
А я поглядывала на Полину Петкилеву, пытаясь увидеть ее глазами лейтенанта, который в письме проявил недовольство, что она в армии. «Маленькая... Хрупкая...» [154]
Видел бы он, как она бомбы подвешивала. Два года вооруженцем пробыть — не шутка. Хоть жизнью и не рисковала, но физически выматывалась. В жару, холод, дождь, снег, непролазную грязь, когда даже автомобили «сдавались», буксуя, ни стона, ни жалобы не слышали от Полины. И только тощая солдатская подушка да соломенный тюфяк знали, как ломит руки, спину... и, кажется, нет сил, чтобы подняться. Но звучал сигнал подъема, и снова — на аэродром, и снова бесконечная карусель из рулящих самолетов не останавливается до утра.
Когда Полина решила стать штурманом, некоторые потешались: «Эта тихоня? Малышка?.. Утонет в кабине...»
А тихоня Полина оказалась хорошим штурманом, а чтоб «не утонуть в кабине» и все своевременно увидеть, летала всегда стоя.
— Ну дают саратовские! — восклицали вокруг меня девчата.
— Москвичек забили..." О. Голубева
1944 год. Польша
Вот что записала в своем дневнике о первом прыжке с парашютом штурман Паша Петкилева:
« — Подъем! — громко крикнула дежурная по части. — Быстро собирайтесь — и на машину!
Собралась полная машина. Больше половины — «болельщики». У всех приподнятое настроение.
Прибыли на аэродром соседнего авиаполка. Летчики еще спали. Громкими песнями мы подняли их с постелей. На аэродроме нас уже ждали инструктор, самолет и парашюты. Немного защемило сердце. Смогу ли я прыгнуть?
Проверили пульс, оказался повышенным. Придется подождать, пока не придет в нормальное состояние. Все идет хорошо. Несколько человек уже прыгнули. Говорят, совсем не страшно, наоборот, даже очень приятно и интересно.
Впереди сидели Розова, сзади — я. Самолет пошел на планирование. Нехотя вылезла из кабины Розова с блуждающей улыбкой на лице. Она невнятно произнесла мое имя, села на плоскость и с широко открытыми глазами съехала вниз. Наконец очередь дошла и до меня.
«Прыгну, обязательно прыгну, как бы ни было страшно», — уговариваю я себя. Внизу все смотрят, ожидают. Слышу команду летчика: «Прыгай!» Я повернулась к ней лицом и прыгнула.
Руки невольно потянулись к кольцу у вытяжного троса. Но вдруг вспомнила, что на мне парашют-полуавтомат. Вот он уже и раскрылся Стало неудержимо весело. Я засмеялась и так громко, что даже смутилась. До чего красиво кругом! Над головой — белый купол парашюта, внизу — безграничное зеленое поле и маленькие фигурки людей, как-то смешно передвигающихся.
Спускалась очень медленно благодаря своему малому весу. Приземлилась хорошо, по всем правилам, как учил инструктор. Навстречу бежали девушки, наперебой поздравляли с первым прыжком.
Захотелось прыгать еще и еще. Мне казалось даже мало обыкновенного прыжка, захотелось прыгнуть затяжным, чтобы продлить удовольствие.
Какое это волнующее, захватывающее ощущение — свободное падение. Словами его не передать. Это нужно испытать самому».
