Пилипенко Галя

Техник звена 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта.

Принимала участие в освобождении Крыма, Белоруссии, Польши. В боях на территории Германии.

 

  

Техник-лейтенант Галя Пилипенко вспоминает:

«...Особенно запомнился Красный Бор. Отработав ночь, самолеты улетели на новое место. Часть людей осталась. В связи с быстрым наступлением за нами никак не могла приехать автомашина. Из оставшихся техников и вооруженцев образовалась "Блуждающая [293] красноборская дивизия", как шутили девчата, которая до новой точки добралась своим ходом.

Перебазируясь в направлении Могилева, мы оказались на передовой: окруженные фрицы решили перерезать шоссейную дорогу. Мы остановились в деревне Ясновка. Утро. Лес. Слышна близкая стрельба. Умывшись в реке, собрались завтракать. По телефону нам передали быть готовыми к отпору: в нашем направлении прорываются немцы. Повар из БАО в панике опрокинул весь завтрак на землю, пришлось подтянуть ремни и ждать вечера.

В такой горячий час, как на грех, разбили мою машину. Полк улетел, а я с шестью работниками ПАРМа (ремонтные мастерские) осталась ее восстанавливать. Ребята прозвали меня "техник-повар", так как мне приходилось и работать и варить обед. На третий день работы на дороге показалась колонна немцев с белой тряпкой на палке. Они были вооружены, а у нас всего одна винтовка на всех. Решили принять сдающихся. Это тоже выпало мне, старшей по званию.

Из предосторожности остановили группу метров за сто. Позвали одного, оказалось — переводчик. Приняли в плен недобитый штаб генерала Фалькнерса во главе с самим генералом. Я приказала им сложить оружие на земле. Немцы аккуратно положили все, что у них было из оружия. Я заметила, как генерал посмотрел на меня: лицо его перекосилось, а в глазах было выражение гнева и унижения. Пленных отвели на пункт сбора».

 

 

НЕМЦЫ СДАЮТСЯ

 

Они были всюду, немцы, которые затерялись в во­довороте военных событий, отстали от своих полу разби­тых и отступивших дивизий и полков. Группами и в оди­ночку они бродили по белорусским лесам и полям, пря­чась во ржи, в кустарнике.

Наши войска стремительно двигались вперед, ото­двигая фронт все дальше на запад, и большинство бродя­чих немцев, утратив всякую надежду вернуться к своими боясь умереть с голоду, шли сами сдаваться в плен.

 Трудно было представить, что еще недавно эти жал­кие люди, оборванные и тощие, считали себя завоевате­лями.

Крупные группировки фашистских войск, очутившись в окружении, в нашем тылу, еще на что-то надеялись, пытались прорваться к фронту. Они яростно сопротив­лялись И не хотели сдаваться. Приходилось применять силу, чтобы заставить их сложить оружие.

       Однажды произошел случай, о котором вскоре какой-то­ поэт написал стихи во фронтовую газету.

...Летная площадка, которую в полку называли «аэ­родромом», оказалась по соседству с довольно большой группировкой противника.

Весь день шла перестрелка. Немцам удалось пере­резать шоссейную дорогу в лесу, а наши пытались сбить их с этого рубежа. По группировке стреляла «катюша», выбрасывая длинные языки пламени.

Ночью полеты за линию фронта отменили. Часть экипажей получила задание пробомбить лес, где засели немцы. А утром полк перебазировался на новое место, ближе к фронту.

На прежней точке остался один самолет, который требовал основательного ремонта. Вместе с ним техник Оля Пилипенко и пять мужчин - работников полевых ремонтных мастерских.

Расположились они на опушке леса. Работа двигалась довольно медленно: не хватало инструментов.

Старшей по званию и должности была Оля: на пого­нах у нее светлели две небольшие звездочки. Она несла ответственность за всю группу и руководила ремонтом самолета.

Невысокая, с внимательными серыми глазами и стро­гим, но добрым выражением лица, она вызывала к себе уважение. Авиационным техником Оля стала еще до войны и хорошо знала свое дело. Ремонтники выполняли ее распоряжения беспрекословно.

Говорила он негромким голосом, нараспев, с чуть заметным украинским акцентом. При этом слегка щурила глаза, словно хотела получше рассмотреть собеседника, и щеки ее розовели. Была она нетороплива и прежде чем принимала какое-нибудь решение, тщательно его обдумывала.

Оля не только руководила ремонтом. Ей, как един­ственной женщине, приходилось и обед готовить на всех. Она добровольно взяла на себя эту обязанность: у нее получалось и быстрее и вкуснее.

В лесу изредка постреливали. Группировка продол­жала держаться. Иногда стрельба усиливалась, и Оля с тревогой прислушивалась, боясь встречи с немцами. Да и каждый знал: случись врагу прорваться в направ­лении самолета, вся команда окажется в незавидном положении.

Стоило только Оле обнаружить признаки беспокой­ства, и рядом с ней оказывался Коля Сухов. Как будто невзначай он говорил:

- Наши раздолбают их. Уже скоро. Их крепко за­жали...

Оля смотрела на него и кивала головой. Он был кра­сив, этот совсем еще молодой паренек с худощавым горбоносым лицом и горячими карими глазами. Неза­метно он наблюдал за девушкой, и она даже затылком чувствовала на себе его взгляд. Нахмурившись и крепко сжав губы, Оля неожиданно быстро поворачивал ась, чтобы поймать взгляд, который жег ее. Но Коля всегда успевал отвести глаза.

Когда Коля Сухов говорил что-нибудь, пожилой уса­тый Панько считал своим долгом возражать ему. Услы­шав, что Коля говорит о вражеской группировке, он тоже вступил в разговор.

- Оно, конечно, так,- сворачивая цигарку, сказал Панько,- только наши все ушли вперед, а тут оставили...ну, взвод - не больше.

- Откуда вам знать - взвод или полк?

- А оттуда, что хватит и взвода. Чего ж напрасно

людей задерживать в тылу? Немцы и сами...

- Что сами? Что? - начинал горячиться Коля.

- Сами понимают. Вот что. Ну и, того, деваться им некуда.

Так они .спорили, доказывая друг другу, собственно говоря, одно и то же. Панько рассуждал медленно, уве­ренно, а Коля, как всегда, запальчиво, с вызовом.

      - Ты, того, помолчи. Сопляк еще,- обычно закан­чивал Панько.

      Коля обиженно замолкал и отходил в сторону.

Два дня прошли спокойно. Каждый вечер, Панько поужинав и аккуратно вычистив хлебом свой котелок, обращался к Оле:

      - Товарищ техник-лейтенант, ну как - будем пугать немчуру?

      - Можно, Панько,- отвечала она серьезно,- чтоб сюда не забрели ночью.

Получив разрешение, Панько вставал и брал един­ственную винтовку. Другого оружия в команде не было.

Разве что холодное - ножи, которыми пользовались при ремонте.

Сначала он зачем-то медленно и тщательно осматри­вал винтовку, как будто сомневался в ее надежности, Потом с расстановкой делал несколько выстрелов в воздух и укладывался спать. И всем становилось спокойнее: если и бродят поблизости немцы, то, услышав стрельбу, вряд ли пойдут в сторону выстрелов.

      На третий день работать начали очень рано. Спешили, чтобы к обеду кончить ремонт.

      Коля находился рядом с Олей. Он насвистывал что-то грустное, время от времени  поглядывая на девушку.

Будто случайно приблизился к ней и коснулся плечом ее руки. Оля почувствовала, как горячий ток пробежал по телу. Ей было приятно, и она не сразу отодвинулась от Коли. Когда он медленно повернул голову и посмотрел на девушку, брови ее были тесно сдвинуты, лицо пылало, и губы дрожали. Она быстро отдернула руку и, волнуясь, сказала сердито, каким-то чужим голосом:

- Видишь, консоль погнута. Исправь!

А сама отошла от самолета, сорвала травинку и стала кусать ее, глядя в сторону.         

В это время совсем близко прозвучала дробь пуле­мета. Все бросили работу и стояли, прислушиваясь. Коля подошел к Панько, который уже держал винтовку на­готове. Потянул за ствол. попросил:

- Дай-ка мне. Схожу посмотрю, что там.

Панько, не выпуская винтовки из рук, хмыкнул, поправил зачем-то свои усы и сказал:

- Один? Нет, не дам. Нельзя.

Коля опустил руку.

- Все равно пойду!

Он взял два ножа, сунул их за голенище и выпря­мился. Все взглянули на Олю. Нахмурившись, она напря­женно думала. Немного поколебавшись, сказала:

      - Ладно, сходи. Только шум не поднимай. Узнай, в чем дело, и назад.

      И Коля ушел навстречу выстрелам.

Вернулся он не скоро, часа через три, весь исцара­панный, в крови. Гимнастерка на плече была порвана, рука перевязана белой тряпкой.

- Ты что, дрался? Что с рукой?

- Да ничего. Так, поцарапал.

Он рассказал, что немцы пытались прорваться, но их

отбросили.

Долговязый молчаливый Макарыч спросил:

- А немцев ты видел?

Коля презрительно взглянул на него и, обращаясь к Оле, сказал:    .

- Они тут, за шоссе.

Потом полез в карман и, достав пистолет, небрежным жестом протянул ей:

- Бот. Бери.

Оля осторожно взяла, повертела, разглядывая:

- Немецкий?

- Да.

Она опустила глаза и увидела, что у Коли одного ножа за голенищем не хватало.

- Да-а,- протянул Панько.- Трофейный, значит. "- Спасибо,- сказала Оля,- только ты оставь его себе. И больше не ходи. У меня есть свой, в полку он...

В полдень, когда самолет был готов, сели передох­нуть и пообедать. Стояла жара. Редкие сосны не защища­ли от солнца, поэтому обедали под крылом самолета, в тени. Ели гречневую кашу. Оля исподтишка наблюдала за Панько и потихоньку улыбалась. Он ел с аппетитом. Не спеша подносил ко рту ложку, с наслаждением вды­хал запах каши и потом усердно двигал челюстями, хотя в этом не было особой надобности. Усы его шевелились, как у жука. Неизвестно, что ему нравилось больше - ка­ша пахучая, с дымком, или же сам процесс еды.

Вдруг Оля заметила, что Панько перестал жевать и смотрит на дорогу. Она проследила за его взглядом и увидела на дороге немцев. Они шли группой.

- Идут,- сказал Панько, вздыхая, как будто знал, что они придут, и уже давно ждал их. Только вот жалел, что время они выбрали неудачное - обед. И он снова при­нялся за кашу.

Немцы шли по направлению к самолету. В колонне их было человек шестьдесят. На длинной палке болталась белая тряпка.

       - Сдаваться идут,- уточнил Панько, стряхивая крошки хлеба с усов.- А может, того... попугать?

       Оля строго посмотрела на него.

       - Возьми винтовку и держи ее. Чтоб видели.- И до­бавила: - Остановишь их по всем правилам...

Группа приближалась. Оля и остальные стоя жда­ли. Все немного волновались. Сердце у нее защемило:

что, если немцы передумают?! Их много, и все воору­женные.

       Когда Панько остановил немцев, вперед вышел один из них и на русском языке сказал, что он переводчик.

Оля приказала им сдать оружие, показав место, куда они должны его сложить. Соблюдая порядок, немцы под­ходили, и бросали в кучу все свое вооружение.

Выпрямившись, как на параде, маленькая, серьезная Оля следила за тем, как растет перед ней груда автома­тов, пистолетов. Один немец положил даже какой-то длинный нож, что-то вроде кинжала.

Переводчик услужливо сообщил, что в группе есть офицеры и большие чины из штаба соединения, которым командовал генерал Фалькнерс.

Сам генерал стоял тут же молча, с непроницаемым ли­цом. Только один раз, когда он понял, что сдается в плен женщине, лицо его дернулось, и рот болезненно скривился.

Он бросил на Олю долгий, испытующий взгляд, будто хо­тел определить совершенно точно, в какой степени уни­зительно ему, боевому генералу, сдаваться в плен ,какой­

то девчонке.

Оля почувствовала этот взгляд и поняла его значение.

Внутренне напрягшись и очень волнуясь, но, стараясь ка­заться спокойной, она посмотрела на генерала и не отвела глаз до тех пор, пока он сам не опустил голову.

      Она распорядилась, чтобы пленных отвели в деревню, где находился сборный пункт.

Когда их выстроили в колонну, и Панько готов был дать команду трогаться, генерал через переводчика попро­сил Олю, чтобы там, куда их поведут, сказали, что они сдались добровольно.

Оля кивнула и подозвала Панько:

- Предупредишь там, что они сами пришли. Только смотри не забудь!

- Есть, товарищ техник-лейтенант! - неожиданно гаркнул что было силы Панько, вытянувшись перед ней, как перед большим начальством, и стукнув каблуками.

Оля поняла Панько, который хотел показать немцам, что она очень важная персона и сдаться в плен ей - это все равно, что по меньшей мере генералу.

Повернувшись по всем правилам, Панько пошел с вин­товкой наперевес. Никогда еще он не шагал с таким энту­зиазмом. Обычно он ходил вразвалку, с ленцой, как ходят пожилые мужики в деревне.

Колонна, сопровождаемая Панько и Макарычем, дви­нулась к деревне. Оля стояла и молча смотрела ей вслед. Она думала о том, что вечером прибудет самолет и приве­зет Катю, летчицу. Вместе с ней на отремонтированной машине Оля улетит на запад, туда, где теперь находится полк. И снова начнется обычная фронтовая жизнь: ноч­ные дежурства на аэродроме, когда за ночь так набе­гаешься и устанешь, встречая и провожая самолеты, за­правляя их горючим и маслом, что утром ноги гудят...

А днем, после нескольких часов сна, опять на аэродром ­готовить машины к боевым вылетам. Ну что ж, такая ра­бота у техника!    .

Она оглянулась. Вдали стоял Коля и наблюдал за ней.

С улыбкой она пошла к нему навстречу. На ходу нагнув­шись, сорвала несколько красных полевых гвоздик.

- Ну, вот мы и расстанемся сегодня. Возьми, Коля.

 (Кравцова Н. "От заката до рассвета")