Октябрь 1941 года. Москва
Коренастая, быстрая в движениях Маруся Логачева, подруга Тани Масленниковой по фабрике, держалась куда увереннее, и на то у нее были основания.
С первых дней войны она решила пойти на фронт. Ей сказали: «Нельзя. Вы — помощник мастера, член фабричного комитета комсомола, такие люди нужны и в тылу». Когда ей удалось, наконец, уговорить секретаря партийного комитета фабрики, то запротестовал секретарь комсомольской организации: «Что я стану делать, если у меня заберут весь актив? Нельзя оголять фабрику!» Секретарь партийной организации согласился с ним, сказав Марусе, видя, как потускнели ее ясные умные глаза: «А ты не огорчайся, пойдешь, в случае чего, на оборону Москвы».
Но в тот же день, когда она пришла в вечернюю смену, начальник цеха Климов, сам собиравшийся в армию, несмотря на то, что его не хотели отпускать с фабрики, обрадовал ее: «Ну, Маруся, учил я тебя, жаль отпускать, да вижу, как ты вся измаялась. Что же, собирайся в путь: я узнал, что ЦК ВЛКСМ набирает комсомолок в авиационный полк. Ты — активная общественница, кандидат партии, тебя, конечно, возьмут!»
Услышав, что дело идет об авиационном полку, Маруся побледнела, даже всхлипнула: «Не возьмут меня...» Она помнила, как год назад комиссия отказалась принять ее в аэроклуб из-за того, что ее ноги оказались на два сантиметра короче, чем требовалось соответствующими правилами. Но Климов тут же успокоил ее, сказав, что победа в воздухе подготавливается [12] на земле, что есть много важных авиационных специальностей, для которых вовсе не обязателен высокий рост.
На этот раз Марусю не задерживали. Чтобы отрезать все пути к отступлению, она тут же взяла расчет на фабрике, решив стать медсестрой, если не попадет в авиационный полк.
С обходным листком в руках Маруся встретила в цехе Зину Вишневу. свою соседку по общежитию. Та, взглянув на листок, сразу все поняла.
— Совести у тебя нет, — сказала Зина, и озорные глаза ее стали суровыми. — Тоже друг! Не могла мне сказать.. Маруся почувствовала себя виноватой. И в самом деле, как она могла за быть о Зине!
Эта своенравная, энергичная девушка, комсомолка, не хотела оставаться в стороне, когда над Родиной разразилась буря. Она дежурила в команде противовоздушной обороны, поступила на курсы медсестер, готовясь пойти на фронт. Все, что ее интересовало и заботило до сих пор, отошло на задний план, уступив место одному стремлению — воевать, своими руками защищать родной советский дом. После разговора с Марусей Логачевой Зина, кончив работу, поспешила в фабричный комитет комсомола. Секретарь комитета встретил ее угрюмо: в этот день его снова отказались зачислить в армию из-за серьезного физического недостатка. В ответ на жалобу Зины он отрезал:
— Хватит с нас Логачевой! Не всем воевать, люди нужны и в тылу.
Зина сначала пыталась убедить его, потом — упросить, кусая губы, отворачиваясь, чтобы не видно было слез обиды, выступивших на глазах А когда секретарь остался непоколебим, девушка стала кричать на него Но и это не помогло. Тогда она, резко повернувшись, вышла, кинув с порога, что разговор еще не окончен.
Ночью Зина вместе с Марусей собирала вещи, а утром опять пошла в комитет и спокойно сказала:
— Дай направление.
И секретарь молча протянул ей уже напечатанную и подписанную характеристику на члена ВЛКСМ, ватерщицу фабрики имени Фрунзе Зинаиду Ивановну Вишневу. [13]
Схватив ее, Зина бросилась к двери и потом долго не могла простить себе, что не сказала «спасибо» секретарю, не извинилась перед ним за грубость, допущенную накануне, не поняла, — а должна была понять, — что ему просто больно, горько чувствовать себя не пригодным для фронта.
И вот три подруги, три молоденькие текстильщицы фабрики имени Фрунзе, явились в ЦК комсомола. " (Магид)
1942 год. Ассиновская
Ракобольская И.В.
Вооруженцы Логачева и Вишнева поспорили — взорвется ли взрыватель, если не вынимать чеку. Они поставили взрыватель на пригорок, и кто-то из них метнул камень. Раздался взрыв... Логачеву положили в медсанчасть с ранением на лице. Обеим дали мы взыскания приказом по полку. Потом оказалось, что делать этого мы не имели права...