«Ждите нас на рассвете...»
Люди моего поколения хорошо помнят, как в 1938 году был совершен первый беспосадочный полет по маршруту Москва — Дальний Восток. Для того времени рейс был трудным и опасным. Самолет «Родина» шел порой вслепую, продираясь сквозь облака, покрываясь ледяными наростами. А вел «Родину» женский экипаж — Валентина Гризодубова, Полина Осипенко, Марина Раскова. В те дни мы, летчики Дальнего Востока, старательно готовились к встрече с отважным экипажем. Наше звено специального назначения на трех истребителях И-16, красном, белом и голубом, должно было встретить и сопровождать «Родину». Но неожиданно связь с нею прервалась, мы бороздили небо над тайгой, разыскивая самолет. Вскоре его нашли другие наши товарищи. Летчицам удалось успешно посадить свою машину. За проявленное мужество они были удостоены высокого звания Героя Советского Союза.
Тысячи девушек, вступая в жизнь, мечтали быть похожими на своих любимых героинь. Многие из них шли в клубы Осоавиахима, учились покорять небо.
Но грянула война, и Марина Раскова обратилась к комсомолкам с призывом вступать в женские авиаполки. И вот вчерашние школьницы, студентки-первокурсницы осаждали военкоматы, отборочные комиссии ЦК комсомола с одной просьбой: отправьте на фронт, в авиацию! Нам не понадобится никаких скидок, никаких послаблений, мы готовы к любым испытаниям и трудностям.
После шести месяцев упорной учебы первый женский авиаполк прибыл на фронт. И тут девчат встретили испытания, которых они ждали меньше всего. Проходила неделя, другая, а их к боевым действиям так и не допускали. Полк роптал... Командир Бершанская куда-то ездила, с кем-то спорила, кого-то убеждала.
Прилетел командующий 4-й воздушной армией генерал-майор авиации К. А. Вершинин. Прошел вдоль строя, посмотрел. [49] Стоят в брюках-галифе, в гимнастерках, затянутых ремнями, на которых наверняка пришлось провертеть дополнительные дырочки. В беретах. Челочки на два пальца... Чисто детский сад! Нахмурился генерал, не сказал им ни слова, только, говорят, улетая, бросил: «Проверить и отправить на связь!»
А спустя полгода от командующего пришло письмо: «Товарищ Бершанская! И все твои бесстрашные орлицы, славные дочери нашей Родины, храбрые летчицы, штурманы, механики, вооруженцы, политработники, — приветствую и крепко жму руку...» Он сообщил, что за проявленную отвагу в боях, за стойкость и мужество полк представлен к награждению гвардейским знаменем.
Мне запомнился тот солнечный день, когда командующий К. А. Вершинин торжественно вручал это знамя их полку, а потом признался, что уж очень жаль ему было отправлять молоденьких девчонок в самое пекло боя. Старшим из них, как и командиру Бершанской, было 26, а младшим — по 17. Вот и назначал строжайшие комиссии и проверки.
А девчонки тоже признались, что во время проверки (пусть уж Константин Андреевич не сердится) им пришлось немного схитрить. Нет, бомбометание, пилотаж — все это они умели на «отлично». Вот только из пистолета многим до этого вообще стрелять не приходилось. Ну, думает Бершанская, сейчас будет полный провал. Правда, в полку было несколько ворошиловских стрелков. Девушек пятнадцать. Переглянулись, и когда стали называть фамилии, то выходили только они. Одной девушке пришлось стрелять трижды. Уж она свой берет сдвигала то вправо, то влево. Когда принесли мишени, комиссия оторопела, а председатель после некоторой паузы сказал: «Покажите эти мишени нашим летчикам. Пусть у девчат поучатся, как надо стрелять».
Поначалу гитлеровцы называли их самолеты «рус-фанер». Но очень скоро ощутили на себе силу их неожиданных и метких ударов. Каждую ночь боевые экипажи поднимались в небо и шли в тыл врага. Приглушив мотор, незаметно подкрадывались они к цели и сбрасывали бомбы. Оранжевые всполохи огня разрывали тьму ночи, пылали цистерны, рушились переправы... Вспыхивали лучи прожектора, захлебывались вражеские зенитки, но попасть в маленькие и верткие самолеты было не так-то просто. Артиллерийские же таблицы не предусматривали стрельбы по такой тихоходной цели. И самолеты, прижимаясь к земле, скрывались в темноте так же неожиданно, как и появлялись. Узнав, что летают на этих машинах женщины, гитлеровцы стали называть их «ночными ведьмами», невольно выдав тем самым свой страх перед [50] той безграничной, необъяснимой для них отвагой, с которой эти женщины шли в бой.
А наши летчики чаще всего называли их «ласточками», хорошо понимая, сколько опасностей может встретиться на пути фанерного самолетика и какой тяжелый труд взвалили девчата на свои хрупкие плечи.
— Ждите нас на рассвете, — говорили они, улетая. — Ждите нас...
Наш аэродром, расположенный вблизи от передовой, их полк использовал, как говорится в авиации, для подскока.
Однажды им было дано особо важное задание — бомбить один из наиболее укрепленных районов «Голубой линии». Нарушая правила, девчата не брали с собой парашютов. Считали, что вместо них лучше взять дополнительный груз бомб.
Как только самолет, в котором летела штурман Галя Докутович, зашел на цель, зажглись прожекторы, цепко схватили его и уже не выпускали. Обычно в это время начинали бить вражеские зенитки. Но на этот раз они молчали. Летчицы других бомбардировщиков видели, как залитый холодным светом самолетик храбро шел на цель и сбросил бомбы. Молодец, Галя! И вдруг откуда-то сверху в ее самолет вонзилась очередь трассирующих пуль... По-2 вспыхнул, стал валиться на бок... Огненным факелом полетело в ночь отломившееся крыло...
— Галя! — закричала Женя Жигуленко, и ей показалось, что там, в горящей кабине, она видит искаженное от боли лицо подруги...
А самолеты снова заходят на цель, и никто не сворачивает с полпути. И все повторяется снова: вспыхивают прожекторы, ловят в перекрестье следующую машину, и гитлеровский стервятник откуда-то сверху методически посылает в нее очередь за очередью, пока она, словно горящая птица, не полетит, разбрызгивая пламя, вниз, к земле...
Восемь девушек сгорело в небе в ту ночь. А на следующую полетели другие. Они возвратились на рассвете. Но те восемь уже не вернутся никогда.
Днем к Жене подошла Нина Реутская.
— Как ты думаешь, — спросила она, — могу я стать штурманом? Может, поможешь?
— А сколько тебе лет? — спросила Женя.
— Девятнадцать, — не моргнув глазом, ответила Нина, накинув себе пару годков. Благо ростом ее бог не обидел. Видя, что Женя раздумывает, Нина добавила: — У нас в техсоставе многие девчата хотели бы выучиться на штурмана. Мы будем стараться.
Реутская, действительно, стала хорошим штурманом. Летчице [51] Наташе Кравцовой, с которой она вместе летала, казалось порой, что Нине, то ли по молодости, то ли в силу ее характера, вообще незнакомо щемящее чувство опасности и страха. Кто знает...
Они летали через Керченский пролив бомбить железнодорожную станцию, куда приходили немецкие эшелоны. Не обращая внимания на вспышки зенитных снарядов, Нина сбрасывала осветительную бомбу, старательно прицеливалась и, отбомбившись, наполовину высовывалась из кабины, проверяя, попала ли.
Как-то зимой им поручили сбросить пехотинцам боеприпасы. На каждое крыло погрузили по четыре тяжелых ящика с патронами, опутали их веревками, концы которых находились в кабине штурмана. Система не очень надежная. Идет снег, перегруженный самолет на лыжах с трудом отрывается от земли. Вот и устье реки. Здесь их ждут. Люди машут шапками. Им позарез нужны патроны. Нина дергает веревки, но ящики неподвижны. Сесть негде. Что делать?
— Заходи еще... — кричит она Наташе по переговорному устройству, — только делай круг побольше.
Нина выбирается из кабины, становится на скользкое крыло и под свист снежной метели, вцепившись одной рукой в борт самолета, сталкивает другой ящики... Еще круг, еще... Теперь надо перебраться на другое крыло... Наконец ящики сброшены, и штурман влезает в кабину. Все, теперь домой.
...Пройдут годы, и бывший командир эскадрильи, Герой Советского Союза Наталья Федоровна Кравцова напишет о своих боевых подругах не одну книгу. Из них мы узнаем, как после Кубани и Крыма 46-й гвардейский Таманский ночной легкобомбардировочный полк сражался в небе над Украиной и Белоруссией, над братской Польшей, над поверженным Берлином. Узнаем о храбром штурмане звена Нине Реутской, ныне Нине Ивановне Пахомовой, кавалере орденов Красного Знамени, Отечественной войны I степени, которая живет и работает во Львове. Живут здесь и бывший командир звена, кавалер орденов Красного Знамени, Отечественной войны I и II степеней, Красной Звезды Екатерина Ивановна Плотниченко, и бывший начальник химической службы полка Тамара Анатольевна Гумилевская.
Недавно их пригласили в окружной Дом офицеров. И вдруг навстречу им вышла со Звездой Героя на груди прилетевшая из Москвы Евгения Андреевна Жигуленко, их отчаянная синеглазая Женя. Они обнялись.
— Помнишь, — сказала Катя, — как ты летала к десантникам [52] на Огненную землю и, сбрасывая им мешки, кричала: «Лови бульбу, полундра!»
— А помнишь ли, Катя, как ты обманула фрицев и ушла из-под обстрела. Ты летела над проливом так низко, что волны, казалось, вот-вот захлестнут кабину, и чувствовала, как в унтах у тебя хлюпает вода. Но потом оказалось, что не вода это была, а кровь...
Они смеются и украдкой смахивают слезы, их лица молоды, светлы и прекрасны, и совершенно невозможно поверить, что они уже бабушки.
Мы дарим нашим крылатым сестрам цветы. В дни боев на Кубани, когда наши самолеты поднимались с одного аэродрома, было, честно говоря, не до цветов. Наши фронтовые дороги тогда вскоре разошлись, чтобы снова сойтись в небе Берлина, над которым мы летали, не зная, что воюем рядом друг с другом!
Гаснет свет, и на экране — «В небе «ночные ведьмы», фильм, поставленный режиссером Евгенией Жигуленко.
И снова полет. Сквозь годы. Сквозь дымную мглу. К чистому мирному небу.
Жигуленко, Пискарева, Реуцкая, Гумилевская