Говорят, что страсть к небу — самая высокая страсть. Во всяком случае, человек, однажды испытавший счастье самостоятельного полета, уже никогда не изменит своей мечте.

Если, конечно, в душе он — летчик.

Так случилось и с Аней Дудиной.

Семейное счастье, словно пугливая птица. Именно так все получилось в семье Дудиных, которые жили в городе Уржуме, Кировской области. Соседи и не подозревали, что в отношениях между супругами давно появилась трещина. Со стороны казалось, что это самая благополучная семья в округе. И когда, резко хлопнув дверью, навсегда ушел отец и Аннушка осталась одна с матерью, многие, видно, решили, что произошло недоразумение.

Трудные дни наступили для Ани Дудиной. Пришлось прекратить учебу в педтехникуме и пойти работать наборщицей в типографию газеты «Кировская искра». Почему именно в типографию? Может быть, потому, что Аннушка очень любила книги и давно хотела узнать, как они делаются. А из книг ей больше всего нравились те, в которых рассказывалось о жизни летчиков.

Часто и подолгу глядела она в небо и мечтала, мечтала подняться когда-нибудь в воздух, на такую высоту, куда не залетают даже птицы...

В родном Уржуме был только планерный кружок. Занималась Аня успешно. А когда занятия подошли к концу, обстоятельства сложились так, что она переехала в Батуми и стала работать, тоже наборщицей, в типографии. К большой радости Дудиной, в Батуми существовал аэроклуб. Здесь она научилась летать, управлять самолетом. Получила звание инструктора-летчика и была счастлива. Ей предложили перейти на работу в аэроклуб и обучать молодежь. Это было в 1940 году. Десяткам учеников помогла она обрести свои крылья и была по-настоящему счастлива. Но... началась война.

В декабре 1941 года аэроклуб был расформирован, и Дудину зачислили летчиком в санитарную авиацию. Это было время, когда фашистские войска огненным кольцом опоясали Керчь. Через высокий горный перевал, патрулируемый гитлеровскими истребителями, Аня на маленьком санитарном самолете летала из Анапы в окруженную Керчь, брала на борт раненых и уходила в воздух, обстреливаемая с земли врагом.

Сорок четыре рейса из Анапы в Керчь и обратно совершила Дудина, более тридцати раненых вывезла с «огненной земли».

Потом на маленьком По-2 Аня ежедневно доставляла пакеты в штаб фронта. За ней не раз охотились вражеские истребители, но летчица ускользала от них, прячась в балках и складках местности.

В апреле 1943 года Дудину вызвали в штаб и дали направление в 46-гвардейский Таманский женский полк ночных бомбардировщиков.

К нам она прибыла весной 1943 года, когда на Кубани развернулись жестокие воздушные бои. Господство в воздухе было завоевано советскими летчиками. Начинался штурм знаменитой «Голубой линии». Фашисты считали ее неприступной. Наша авиация обрабатывала ее круглосуточно. Полк в то время базировался в станице Пашковская, под Краснодаром.

Ночными тренировками Дудиной руководила заместитель командира полка Серафима Амосова. А днем Аня летала со специальными заданиями в станицы Белореченская, Ивановская, а также в Армавир в ремонтные мастерские и в Ессентуки, где располагался наш госпиталь и откуда прибывали наши летчицы и штурманы, оправившиеся после ранений.

Так прошел первый месяц службы Дудиной в нашем полку. В общежитии мы, летчицы, в те дни почти не видели ее, хотя очень скоро перестали считать Аню новенькой.

Прошел срок, положенный на тренировку, и, обычно скупая на похвалы, Амосова уверенно доложила командиру полка:

— Дудина летает отлично. Можно дать ей опытного боевого штурмана, и пусть сегодня же идет в самостоятельный боевой вылет.

Первая боевая ночь. Кто из нас не запомнил ее во всех подробностях! Врезалась она и в память Ани Дудиной. Темная южная ночь, непроглядная даже при свете крупных звезд, усыпавших таинственное небо. Подчеркнуто официально представилась летчице назначенная к ней штурманом Катя Рябова. И сразу, нарушая ночную тишину, заворчали моторы самолетов. Плавно, одна за другой отрывались от земли и уходили в темноту наши боевые машины. Настала очередь экипажа Дудиной — Рябовой. Получив разрешение на взлет, Аня привычным движением дала от себя ручку сектора газа, и самолет взмыл в воздух. Летчица совершила круг над аэродромом. Штурман дала курс на цель. В ту ночь это был вражеский аэродром около станицы Киевская.

Под крылом по всему маршруту расстилалась густая дымка. Земли не было видно. Аня сосредоточенно следила за приборами. В соответствии с заданием их самолету надлежало неожиданно появиться над аэродромом, осветить его САБами и нанести бомбовый удар по немецкой технике. Задание было сложное и ответственное. Аня отлично ориентировалась во время дневных полетов, успешно закончила учебную тренировку в нашем полку. И все же при первом боевом вылете ориентировка далась ей не сразу. Летчица, естественно, волновалась. Но штурман эскадрильи Катя Рябова понимала ее состояние и умело, тактично подсказывала курс.

Дудина точно вывела самолет на цель. Штурман была довольна. Сбросив сразу три САБ, она осветила немецкий аэродром и передала летчице:

— Видишь самолеты на земле? Мы находимся точно над аэродромом. Бросаю бомбы.

Машина шла на малых оборотах. Штурман сбросила бомбы, но не все. Попросила летчицу зайти еще раз на цель.

И тут начался ад. Как только были сброшены первые бомбы, зажглось столько прожекторов, что вокруг заплескалось море ослепительного света. Их машину цепко схватили щупальца прожекторов. Небо распороли нити трассирующих пуль и снарядов.

В частых разрывах снарядов рокотали моторы маленьких самолетов: одни уходили от цели, отбомбившись, другие только подходили к ней.

А самолет Дудиной все еще бился в лучах прожекторов. Аня слушала команды штурмана, уклонялась от разрывов снарядов, искусно маневрировала, пытаясь вырваться из потока слепящих лучей. Все стрелки на приборах плясали, как бешеные. Дудина резко пошла на снижение. Когда до земли оставалось 350—400 метров, подоспели еще несколько наших самолетов. На землю полетели новые серии бомб. Это вынудило гитлеровцев отвлечься от преследования машины Дудиной, и Ане удалось вырваться из зоны огня.

— А ты молодец... Умеешь держать себя в руках,— заметила после посадки Катя Рябова.

Спустя 20—30 минут экипаж Дудиной — Рябовой снова ушел на задание на ту же цель. Паника у немцев уже улеглась. Они пристрелялись, восстановили взаимодействие зенитных установок с прожекторами, быстро нащупывали наши самолеты и открывали по ним прицельный огонь. Это сразу почувствовали девушки. Уже приближаясь к цели, они поняли, что сейчас им не удастся подойти к аэродрому прямо, что называется «в лоб». Решили применить хитрость.

Набрав высоту, Дудина направилась к аэродрому со снижением, на приглушенном моторе. Сделала один вираж, второй, третий... Потеряв звук мотора, гитлеровцы выключили прожекторы и прекратили зенитный обстрел.

— Аня выводи. Высота пятьсот метров,— услышала Дудина голос штурмана.

Не теряя ни секунды, летчица перевела машину в горизонтальный полет, включила мотор. Штурман сбросила бомбы. Они легли точно в цель.

Снова заметались прожекторы, снова остервенело залаяли зенитки. Но было поздно: самолет планировал в сторону своего аэродрома.

Теперь Дудина каждую ночь совершала по три-четыре рейса. Долгое время у нее не было постоянного штурмана. Охотнее всего она любила бывать на заданиях с Катей Рябовой.

От полета к полету Аня накапливала боевой опыт. Наконец ей прикрепили постоянного штурмана. Это была тихая, молоденькая, застенчивая комсомолка Соня Водяник. Девушка совсем недавно закончила штурманскую подготовку в полку и с нескрываемым восхищением смотрела на свою летчицу, которая к этому времени уже ни в чем не уступала ветеранам полка.

Аня и Соня стали неразлучны. Летали вместе каждую ночь, бомбили скопления вражеских войск, разбрасывали листовки, ходили на разведку.

Летать Аня любила и летала много. Она прибыла к нам за два месяца до вручения полку гвардейского Знамени, считала, что еще не заслужила чести называться гвардейцем, и делала все, чтобы не отставать от лучших летчиц. На личном счету Дудиной значилось уже свыше двухсот боевых вылетов, когда наконец пришел приказ о награждении ее орденом Отечественной войны. Мы горячо поздравили свою подругу.

Когда полк базировался на берегу Азовского моря, Дудиной вместе с другими опытнейшими летчицами было поручено не совсем обычное задание,

...Стояла глубокая осень. Море штормило, и погода не предвещала ничего хорошего. В это время и пришла весть, что в море потерпел бедствие танкер, что он потерял управление и лег в дрейф. На поиски танкера наше командование выделило несколько машин.

Это были героические вылеты. Они совершались днем, на высоте более 100 метров. Сверху, почти касаясь волн, спускались черные лохматые тучи. Огромные гребни взбаламученной воды вздымались к небу, смешиваясь с тучами, и было непонятно, где небо, где море. Берега не было видно, и ориентировка давалась с очень большим трудом. Но задание необходимо было выполнить,

Летали не по прямой. Поиски производились в определенных квадратах. Самолеты как бы утюжили волны, отыскивая затерявшийся танкер. Задание не из легких. Но приказ есть приказ. Он был выполнен.

... В воздухе каждый самолет нашего полка представлял собой силу, с которой вынужден, был считаться враг. Недаром фашисты дали нам прозвище «летающие ведьмы!»

А вот на земле... На земле мы были почти беспомощны. Единственное оружие — пистолет, которым даже не все как следует владели. Одной из первых на это обратила внимание Аня Дудина. Сама она любила оружие, отлично стреляла из пистолета и пулемета. Эту свою любовь старалась привить и нам:

— Понимаете, в бою всякое может случиться. Может быть и вынужденная посадка на оккупированной территории. И если уж придется отдать жизнь, надо отдать ее подороже...

Аня Дудина была смелым солдатом, скромным, застенчивым человеком, нежной дочерью. Она очень часто писала матери, делилась с ней сокровенными мыслями, рассказывала о боевой работе.

Несколько лет назад сама Аня показала мне целую пачку ее писем того периода. Письма так понравились мне, что я с ее разрешения хочу привести некоторые из них.

В ночь на 1 августа 1943 года восемь девушек из нашего полка погибли в неравной схватке с гитлеровцами. Это трагическое событие потрясло нас. Полковая поэтесса Наташа Меклин вскоре посвятила их памяти небольшое стихотворение. Дудина в одном из своих писем матери послала и его.

«Мама,— писала Аня,— это стихотворение рассказывает о гибели наших девушек. Их поймали лучи прожекторов, и ночные «мессеры» сбили их. Это была трудная ночь, и мы были свидетелями тому, как сгорели наши подруги. Нельзя смириться с тяжелой потерей сразу восьми юных девичьих жизней.

Мы мстим за них. Каждый наш вылет наполнен ненавистью, лютой ненавистью к извергам. Мы не знаем страха, А когда приходится трудно, перед нашими глазами встают образы наших подруг-героинь, и мы выполняем боевое задание в любых условиях».

«12.2 1944. Видишь, мамочка, как я часто пишу тебе. Получаешь ли ты мои письма? У нас сейчас стоит скверная погода. Едва лишь уловим мало-мальски сносную, летаем на задания. А то, прямо по поговорке: «Сидим у моря и ждем погоды». Тася Володина и Аня Бондарева не вернулись с боевого задания. Паша Прасолова с Клавой Старцевой сели на вынужденную в нейтральной полосе. Вынесли наших девушек бойцы. Обе находятся сейчас в Краснодаре, в госпитале. Состояние их плохое. У меня пока всего только 285 вылетов. Хочу довести их до 350, а погода не позволяет...»

«Милая мамочка,—писала она 7 марта 1944 года.— Поздравляю тебя с Международным женским днем — 8 Марта. Сегодня я опять посылаю тебе стихи. Может быть, ты скажешь, что я атакую тебя стихами. Это потому, что в них нет ни капли прикрас, они отражают нашу работу и жизнь. Лучше об этом сама я не напишу. Тут ведь все сказано и о прожекторах, и о зенитках, и о том, как мы листовки возим, А сочиняют эти стихи наши подруги, которые сами каждую ночь летают в пекло. Два дня мы уже не летаем, стоит густой туман. Сейчас у нас было торжественное собрание. Приезжали гости из Кабардино-Балкарии с подарками. Привезли кино».

К этому письму тоже приложены стихи Наташи Меклин:

А штурман мой сзади, в кабине второй,

Листовки его окружают горой.

Мой верный товарищ, помощник и друг

Берет их, бросает и смотрит вокруг.

Через четыре дня — новое письмо матери: «Ты пишешь, что ждешь меня и приготовила кое-что. Но, милая мама, если даже я буду жива, то до конца войны мне не придется приехать к тебе, хотя я уже имею 360 боевых вылетов. Может быть, нужно сделать еще столько же, чтобы уничтожить гадюк-фрицев, всех до единого. Нужно их бить и бить до конца, слишком много они взяли от нас. 8 апреля мы еще потеряли наших подруг—Пашу Прокофьеву и штурмана полка Женю Рудневу, трижды орденоносную. Они горели над целью и упали на той стороне. Наш путь горько отмечен пролитой кровью. Эти девушки сгорели на наших глазах. Ох, мама, как тяжело терять близких подруг. У меня с Женечкой дни рождения совпадали — 24 декабря. В этот день она прислала мне поздравление.

Не хочется верить в их гибель, хотя я сама видела, как горели наши подруги.

Все эти дни мы работаем по максимуму, с захода до восхода солнца. Сегодня наши войска освободили Керчь и еще много населенных пунктов вокруг, а также и то место, где упали наши девушки на объятом пламенем самолете. Да, нашей мести не должно быть предела, и его не будет!

Если бы ты, мама, побывала у нас, ты бы сказала, какие они женственные. И действительно, мы здесь не превратились в грубые существа, мы — те же, что были и до войны, только наши сердца наполнены ненавистью к проклятым извергам.

Женщина вообще бывает слаба на слезы, а здесь у нас их нет, даже тогда, когда среди нас бывают потери близких, родных подруг. Вот погибли на наших глазах Женя Руднева и молодая летчица Паша Прокофьева, а слез у нас нет. На душе тяжело, очень тяжело, а мы еще злее становимся, делаем подчас больше того, что от нас требуется, и в этом находим себе утешение.

Думая обо всем этом, каждая из нас рвется в бой... Женя была у родителей одна. Что будет с ее матерью? В чем она найдет себе утешение?

Думаю, что скоро кончится эта задуманная безумцем-фюрером война. Скоро Крым будет наш. Посылаю тебе карточку моего штурмана Сони Водяник. Я ее приклеиваю, так как она маленькая, может незаметно выпасть из письма. Ты храни ее, как зеницу ока. Ведь сколько у нас с ней было всего!»

В тот день, когда Аня отправила это письмо матери, полк перебазировался в Крым на освобожденную землю. Аня упросила майора Бершанскую разрешить ей полететь на поиск останков погибших подруг. Долго летали Дудина с Водяник над линией недавних боев. Они увидели искореженные наши и немецкие самолеты, скрученные мотки проволоки, металлические скелеты разбитой техники. Разобраться в этой страшной мешанине было просто невозможно. Потрясенные и подавленные, Дудина и Водяник вернулись на свою базу...

Радостно встречали жители освобожденных районов Крыма девушек нашего полка. В Карловке, что под Симферополем, женщины приносили нам прямо на аэродром ведра молока, мешки хлеба, делились с нами всем, что имели сами.

Карловка была партизанским селом. Жители рассказали нам о своих боевых делах и о зверствах фашистов. Особенно много говорили о трагедии, разыгравшейся в катакомбах, где прятались партизаны. Оккупанты применили отравляющие вещества, и все, кто скрывался в катакомбах, погибли мученической смертью.

После изгнания противника трупы погибших были извлечены из катакомб и преданы земле. Вместе с жителями в похоронной процессии принял участие и наш полк.

Отсюда, из Карловки, мы летали на бомбежку фашистов в Севастополе. После его освобождения советскими войсками многие летчицы и штурманы были награждены за успешную боевую работу. Ане Дудиной, на боевом счету которой числилось уже 410 боевых вылетов, был вручен орден Красного Знамени.

И снова перебазирование. На этот раз в Белоруссию. Первую посадку сделали в Мелитополе. Расположились в разбитом здании на бывшем аэродроме. Погода портилась. Вылет на следующую точку базирования задерживался. Воспользовавшись этим, девушки обстоятельно осмотрели то, что было раньше аэродромом. Фашисты разрушили и сожгли здесь все, что поддавалось разрушению. Груды развалин да обгоревшие остовы строений виднелись кругом. И так на всем протяжении нашего пути в Белоруссию.

Погода не баловала нас и в Белоруссии. Вспоминается бомбежка района, носившего название «Темный лес». Здесь у немцев было сосредоточено много техники, и нам дали задание уничтожить ее. Экипаж Дудиной—Водяник попал в сильную грозу. Молнии слепили летчицу, а гром сотрясал воздух, будто залпы мощных орудий, В любое мгновение молнии могли сжечь самолет. И нельзя было заранее предположить, когда и откуда придет опасность.

К счастью, Дудиной и Водяник удалось уйти от грозы.

Потом этот экипаж бомбил гитлеровские войска, переправлявшиеся через Березину.

Обе девушки приобрели уже большой боевой опыт, Они отлично ориентировались, всегда точно выходили на цель, метко ее поражали, умело уходили из-под огня противника, возвращались на базу и, заправившись, снова поднимались в небо. Взлетали с «пятачков», окруженных лесом, с деревенских улиц, с весеннего вспаханного поля, когда шасси по оси увязали в мягкой земле и под колеса приходилось подкладывать доски, чтобы сдвинуть машину с места...

Время летело быстро. Осенью 1944 года мы уже базировались в Польше. Именно здесь Аня, любившая стихи, сама вдруг стала писать их.

Мама! На твои усталые ресницы

Тишина тревожно улеглась...

Что тебе, мамуся, снится

В этот тихий, предрассветный час?

 

На твоем лице так много линий—

Беспощадный след суровых дней,

И густеет все сильнее иней,

Серебрясь на голове твоей.

 

Мы с тобой разделены годами,

И тревога в дом вошла к тебе.

Сколько их, сомнений и гаданий

О капризной воинской судьбе.

 

Сколько раз выходишь ты из дому

Посмотреть, идет ли или нет

Почтальон, давно тебе знакомый,

Чтоб прочесть в глазах его ответ.

 

Дорогая, мы идем в берлогу

Добивать фашистских, злых зверей

За твои страданья и тревогу,

За познавших горе матерей.

 

Сквозь огонь пожарищ, дым развалин

Я приду, ведь по стране родной

Миллионы женщин нынче встали

И шагают вместе с нами в бой.

 

Чтоб не плыл над миром трупный запах,

По земле не сеял бы беду,

Дорогая, я иду на запад.

Это значит: я к тебе иду.

«25 октября ночью я выполнила свой пятисотый вылет,— сообщала Аня в том же письме.— Подумать только: 500 боевых вылетов! Много за это время воды утекло, а еще больше здоровья и нервов. Мы с Соней отметили этот вылет замечательно, фашистам здорово досталось. А утром в нашей столовой девушки поздравляли меня с юбилеем.

Вообще мы живем хорошо, сегодня получили унты, шапки меховые, летать будет тепло. Утром бывают заморозки, но снега нет и в помине. Устаем здорово...

Недавно мы стояли около Белостока. Бомбили скопления фашистов в Ломже и Остроленке. И опять мы с Соней Водяник принесли весть о сбитом самолете. Летали мы на одну цель. Первый самолет отбомбился, затем пошли мы. При подходе к линии БС (боевое соприкосновение) мы заметили впереди себя две желтые вспышки. В стороне прошел встречный «фокке-вульф», а впереди мы увидели горящий самолет. Мы проследили, где он упал, и, когда вернулись с задания, доложили об этом командованию, Самолет оказался Тани Макаровой и Веры Белик. Это наши чудесные подруги. Сердце сжалось от боли и ненависти к фашистам».

Аэродром Модлин под Варшавой был набит немецкой техникой. Бомбить его поручалось только самым опытным экипажам. Летать приходилось с подскока Зегже, который представлял собой площадку при впадании Буга в Вислу. Возвращаясь с задания на свой аэродром, Аня не заметила посадочных огней. Включать бортовые огни было запрещено, так как возле нашего аэродрома периодически дежурили фашистские летчики-охотники. Дудина решила ходить по кругу. Ночь была непроглядно темная. На третьем развороте зажглись посадочные огни. Включив свои бортовые огни, Дудина пошла на посадку. Но только выровняла самолет, как увидела прямо перед собой некую темную массу.

— Сними очки! — крикнула она Соне Водяник на случай столкновения с препятствием и тут же почувствовала сильный удар шасси, заметив, что под ними находится самолет. Резко развернувшись влево, выключила мотор и посадила самолет рядом с машиной, готовой к старту. Площадка была очень небольшая. Впереди росли деревья, а на самой площадке стояли готовые к взлету По-2.

У самолета Дудиной оказалось сломанным шасси, а у самолета, с которым столкнулись, поврежден центроплан. К счастью, на площадке находился командир дивизии полковник Покоевой, который видел все своими глазами. У Ани от волнения еще дрожали руки, когда ей было разрешено, сменив самолет, продолжать выполнение боевых заданий...

Восемь-девять вылетов за ночь — такой режим стал привычным в нашем полку, когда мы находились в Польше; так велико было стремление приблизить желанный час победы.

А потом мы прилетели в Восточную Пруссию. Все население было эвакуировано немецкими властями в глубь Германии, Делалось это с такой поспешностью, что хозяева бросали дома, не успев взять с собой самое необходимое. Даже скот был брошен в запертых хлевах, повсюду жалобно ревели голодные недоенные коровы.

Здесь, в Восточной Пруссии, к Ане пришла любовь: она познакомилась со старшим лейтенантом Василием Мишиным, который приводил к нам в полк автоколонну с боеприпасами.

8 марта 1945 года было назначено вручение отличившимся правительственных наград. Вручал ордена Маршал Советского Союза К. К. Рокоссовский. Вечер удался на славу и надолго остался в памяти.

Ане Дудиной он был особенно приятен: на вечере присутствовал ее друг Василий, в тот день они и объяснились...

Полеты над территорией противника продолжались. Вспоминая те дни, Дудина как-то говорила мне: «Я и сейчас будто вижу Данциг. Помню все его кварталы, охваченные пламенем, вижу землю, изрытую траншеями, щелями и воронками от авиабомб. Ориентиров имелось более, чем достаточно, и выйти на цель было несложно. Труднее было возвращаться, В марте начался сильный снегопад, и многие экипажи делали посадки не на своем аэродроме. А мой штурман Соня Водяник неизменно приводила меня домой, и мы благополучно приземлялись».

До последнего дня войны летала Аннушка на боевые задания. 5 мая она выполнила свой 675-й боевой вылет. 65117 килограммов бомб сбросила она на головы фашистов, 333 000 листовок распространила на вражеской территории, 35 крупных взрывов и столько же пожаров зафиксировано в личной книжке этой замечательной летчицы. А сколько уничтожено техники врага, сколько живой силы выведено из строя за эти 675 вылетов!

В июне 1945 года Василий Мишин и Анна Дудина сыграли свадьбу. Свадебный пир удался на славу. Мы кричали «горько!», произносили тосты, много плясали и лели.

А через несколько дней после свадьбы Дудина вместе с другими летчиками полка начала готовиться к первому послевоенному воздушному параду, который должен был проходить в Москве.

После парада и отдыха в Алупке Аня вернулась в Польшу, где продолжал служить ее муж. Сменив гимнастерку на легкое женское платье, а сапоги — на модные туфли, отличная летчица стала хорошей женой, добрым товарищем и верным другом Василия. Я тоже в те годы служила в Польше, и мне часто приходилось встречаться с молодой супружеской четой. Было радостно видеть семейное счастье этих прекрасных людей. Потом Мишиных перевели на Дальний Восток. Там тоже Аня нашла применение своим способностям. Много времени уделяла она работе среди жен военнослужащих, а вечерами посещала курсы иностранных языков. Все шло хорошо, но время от времени можно было заметить, каким тоскующим, взглядом провожала молодая женщина пролетавший над головой самолет. Ее по-прежнему неудержимо тянуло в небо.

И мечта моей боевой подруги сбылась. Когда мужа перевели в Белоруссию, Аннушка снова занялась любимым делом. Прославленная летчица и отличный педагог стала инструктором-летчиком Могилевского аэроклуба. Более 100 человек получили благодаря ей путевки в большую авиацию. Весь жар души отдавала она обучению юношей и девушек летному мастерству. Немалого времени требовала и работа в горсовете, депутатом которого Анну Ивановну избирали на протяжении нескольких лет.

Но неумолим бег времени. Наступил день, когда по возрасту и состоянию здоровья бывшей летчице запретили летать...

Ныне Анна Ивановна работает в Могилевском райсобесе. Сотни людей приходят к ней за помощью и советом. И вряд ли кто из них знает, каким опасностям смотрела в лицо эта спокойная и приветливая женщина.