Когда Клавдия Андреевна гордо показала нам фотографию самолетика, на котором пролетала добрую половину войны, разочарование на лицах скрыть было сложно. Мы хорошо помнили фильм про истребителей "В бой идут одни старики" и забыли о не менее знаменитом "Небесном тихоходе". Оказалось, боевой машиной летчика Дерябиной был именно "несерьезный" У-2. "Этажерка".
В аэроклубе Мячкова имеются два таких вполне живых самолета. На одном из них недавно военный летчик Дерябина, вспоминая молодость, сделала круг почета над аэродромом. Она бы и чаще предавалась таким "воспоминаниям", да, жалуется, тяжеловато стало на "этажерку" взбираться. Годы не те. На открытом двухместном самолете, обдуваемая всеми ветрами, Клавдия Андреевна наносила недружественные визиты в немецкие тылы. Визиты были ночными, неожиданными и малоприятными. Для обеих сторон.
- Прежде чем нанести удар по тылам, мы сбрасывали светящуюся авиабомбу. От нее одновременно были и польза, и вред. С одной стороны - освещала цели, с другой - немцы воспринимали САБ как наши визитные карточки. Они понимали: приближаются "ночные ведьмы" - и сразу начинали высвечивать нас прожекторами. А болтаться в лучах прожектора, да еще и быть ослепленной ярким светом - затея опасная во всех отношениях.
- В гвардейский 46-й женский авиационный полк я прибыла в июне 43-го. На Кубань. Там шли ожесточенные бои в районе "Голубой линии". В нашем аэроклубе, где я училась на летчика, ночных полетов не было. Так что я не имела никакого опыта ночных вылетов. В ночь на 18 июля совершила свой первый боевой вылет. Никаких особых условий для взлетов и посадок в ночное время у нас не было. Стояли какие-то три фонаря. По ним и ориентировались. Связи с землей не было тоже. И летали мы без парашютов.
- А почему?
- Не знаю. В ту пору в голову не приходило у начальства это спрашивать. Парашюты нам выдали только перед самым концом войны. После того, как четыре наших экипажа сгорели заживо в подожженных самолетах, а могли бы спастись.
- И как прошел первый боевой вылет?
- Мы сразу попали в прожектора. По нам начали лупить зенитки. В этом бою была сбита командир нашей эскадрильи. Многие экипажи пришли с пробоинами. Когда мы доложили командиру полка о вылете, она спрашивает: "Еще можешь полететь?" Так в первую мою боевую ночь мы со штурманом сделали пять вылетов.
- Вас не обижает такое пренебрежительное прозвище вашего боевого самолета - "этажерка"?
- А пусть истребитель сделает то, что выделывали наши самолетики! Мы, конечно, глубоко в тыл не летали, но надоедали немцам основательно. К тому же только с нашей "этажерки" видно, как красива земля. Такой красоты ни с какого истребителя или современного пассажирского самолета не увидишь.
- На какой высоте летали?
- Если бомбить - не меньше 1200 метров. А иначе можно было развалиться от взрывной волны. Низко-низко мы летали только в Крыму, в районе Керчи. Там высадился наш десант. Он оказался отрезанным от моря. У наших не было еды и боеприпасов. И тогда мы с высоты 25-30 метров, ночью, заглушив моторы, бросали им необходимое с криками: "Полундра, принимай!" Мы находили своих по свету карманных фонариков.
- Получается, вы вели ночной образ жизни. А как жили днем?
- Быт у нас был спартанский. Зимой, если маску на вылет не наденешь, кожа вмиг становилась красной, обветренной, как у индейца. Одежда самая простая. Сапоги "сорок-последнего размера", галифе, перешитое руками нижнее мужское белье. Форменные платья нам стали шить только в конце 44-го.
Помню, на Тамани нас повели в баню. Как мы обрадовались! Но не учли, что вода там солоноватая. В результате волосы у всех девчонок стали как проволока. Вдруг ночью пошел дождь. Мы все, радостные, высыпали на улицу - чтобы только голову в порядок привести. Хоть и война, а выглядеть хотелось хорошо. В каждой эскадрилье ежедневно выпускали "боевой листок": юморили, обсуждали проделанную за ночь работу. У кого-то были рабочие дни, а мы трудились по ночам. Была у нас и самодеятельность, спортивные соревнования. Мы азартно резались в домино, многие очень хорошо играли в шахматы.
- Когда немцы сбивали самолеты, экипаж искали?
- Всегда. Искали даже после войны. Я помню все места - и у нас, и в Европе, где наши девочки погибли. А умирать очень не хотелось. У нас в полку был случай. Во время вылета убило летчицу. Так девушка-штурман, которая сидела сзади, смогла дотянуться до штурвала и посадить самолет одной рукой. Другой она держала труп летчицы.
После войны Клавдию в небо не пустили врачи. Пошла служить в МВД. Вместе с военнопленными строила автомобильную дорогу Москва - Симферополь.
- Немецкие солдаты обычные были, как наши. Таить обиду на них грешно. Был среди них один зенитчик, который по нашим самолетам в Крыму стрелял. Он наблюдал за мной издалека, всматривался в лицо, будто чего вспомнить пытался. Мне сказали, что очень хотелось ему с летчицей поговорить. Не подошел. Застыдился. Что делать... Их послали - они воевали. Фашистами были не все...
|