О. Голубева "Страницы летной книжки"
Август 1943 года. Пересыпь. Полеты на Новороссийск
ГОЛУБАЯ ЛИНИЯ
Напридумали всяких небылиц, - сказал мне товарищ, когда мы вышли из кинотеатра, где смотрели фильм «Офицеры».
- Что же там надуманного?
- Да вот хотя бы случай с ребенком.
Что это за мать - оставила ребенка и ушла на фронт?! Где это видано?
- Вы так думаете? - улыбнулась я, вспомнив, как в годы войны Нину Алцыбееву, выпускницу Ульяновской летной школы, тоже упрекнули в военкомате:
- Как же вы так... бросаете ребенка.
- Не бросаю. А иду туда, где лучше всего смогу защитить и свою дочь, и всех других детей. Я – летчица!- сердито ответила Нина.
С самого начала войны она готовила для фронта летчиков. Взлет, полет по кругу, посадка.
В работе, в заботе о ребенке, в ожидании писем от мужа с фронта прошел год. Потом пришла весть, что мужа сбили. Это горькое известие было последним толчком, побудившим ее написать в военкомат заявление с просьбой об отправке в действующую армию. Но там ей категорически отказали. В горкоме комсомола, куда она обратилась за содействием, ей по секрету сообщили, что есть женский авиационный полк. Нина тут же написала в Москву, умолчав о дочке. Вызов пришел неожиданно быстро. Известие о ее отъезде, распространилось молниеносно. Город небольшой, всякая новость, да еще связанная с войной, никого не оставляла равнодушным. К Алцыбеевой потянулись знакомые и незнакомые. Одни поощряли, другие осуждали. Зашла хозяйка квартиры.
- Помоги тебе бог в твоем деле, - певуче сказала она. - А Ноннушка-то как?
- К маме отвезу. В деревню.
- Дороги-то забиты. Большой крюк придется делать. Намаешься.
Нина уже думала о трудностях пути. Нужно было еще и пропуск выхлопотать. А времени - в обрез.
- С вещами как? - продолжала допытываться хозяйка.
Нина молчала.
- - Хотя и старая я, а не разучилась детей нянчить. Оставь девочку со мной. И вещи сохраню.
Нина даже прослезилась. Лучшего выхода трудно было найти. У ее матери на руках пятеро детей. Отец умер. К тому же из Львова приехала старшая сестра с малышами: без денег, без документов, без вещей - все пропало под бомбежкой.
А Кудымовна - женщина добрая, ласковая. Нонна останется в тех же яслях. Поговорили обо всем с хозяйкой. И уехала Нина на фронт, унося в сердце детский голос: «Ма-моч-ка... Мамуля».
* * *
Она пришла в наш полк в Краснодаре. Маленькая, изящная. На вид лет 20. А на самом деле - 26. Льняные, словно пух волосы, голубые глаза, легкий румянец делали ее совсем юной. Долгое время никто не знал, что в далеком от фронта городе оставила она двухлетнюю дочку, что в сердце ее постоянно живет тревога. Нина сразу же попросил ась на задание, но ей предложили сначала осмотреться.
- Чего осматриваться-то? Я летать хочу!
- Прекрасно, - ответила ей замкомэска Нина Худякова. - Дня через два начнем тренировку.
- Шутите? - улыбнулась Нина. - Я же инструктором была. Какая еще тренировка?
- Посмотрим, - усмехнулась Худякова.
Дневную тренировку закончили за день.
- Ничего, - неопределенно сказала Худякова. - Сегодня полетим ночью.
Нина летала ночью еще в летной школе. Но когда Села в кабину, поняла: учебный старт в Ульяновской школе - совсем не то, что здесь. Там посадочное «Т» состояло из двух десятков фонарей, а здесь - всего три, да и те замаскированы сверху.
Взлетела хороша. Сделала первый разворот, посмотрела вниз. Черная, непроницаемая бездна. Растерянно закрутила головой в поисках старта.
- Ну, как, инструктор? - не без насмешки спросила Худякова.
- Ничего не вижу.
- Та-то и она... Смотри левее. Три огонька... Худякова помогла Нине выполнить полет по кругу, а при посадке - определить расстояние до земли. На рулежке оказалось тоже нелегко.
Несколько ночей Худякова тренировала Алцыбееву. С каждым полетом Нина лучше чувствовала землю, и даже фонари посадочного «Т» казались ей теперь ярче.
И ват она вылетает на свое первое боевое задание. Под крыльями самолета - 4 фугасные бомбы по 50 килограммов каждая. На штурманском месте – штурман звена Катя Тимченко.
Самолет долго бежал па взлетной полосе: машину с бомбами Нина поднимала в первый раз. Наконец оторвались от земли и, медленна ввинчиваясь в небо, взяли курс на запад.
Впереди вспыхивали одна за другой ракеты, внизу что-то горело, летели по земле огненные точки-тире.
- Это, передавая, - пояснила штурман.
первый вылет не оставил у Нины особых впечатлений. Полет как полет. И погода прекрасная.
- Там ли мы бомбили? - усомнилась только она.
Что-то не стреляли.
- Еще налетаешься в обстрелах. До Берлина далеко, - сказала Катя. - А бомбили мы скопление войск противника. Притаились они. Замаскировались. Боятся себя обнаружить.
Однако уже на вторую ночь она оказалась свидетельницей трагедии, разыгравшейся на их глазах. При подходе к цели они увидели, что лучи прожекторов цепко держат ПО-2. С земли не стреляли. Летчица пыталась вырваться из лучей, но острые светящиеся лезвия, словно играя в мяч, передавали самолет друг другу. Зенитки не били. Вдруг к ПО-2 протянулась огненная трасса сбоку, с воздуха.
- Истребители, обойдем стороной, - оказала штурман и дала новый курс.
Развернув машину, Нина увидела горящий ПО-2, падающий на землю. Он превратился в огненный шар, из которого вдруг начал лететь разноцветный фейерверк это взрывались ракеты в кабине штурмана.
- Подожгли, сволочи!- сквозь зубы со стоном сказала Катя.
Прожекторы выпустили горящую машину у самой земли, когда она взорвалась. И сразу погасли.
Летчицы молчали, потрясенные гибелью подруг. Только при подходе к цели послышался Катин голос, дающий Нине боевой курс.
В ту ночь не вернулись четыре машины. Восемь девушек... Женя Крутова, Лена Саликова, Аня Высоцкая, Галя Докутович, Соня Рогова, Женя Сухорукова, Валя Полунина, Ира Каширина. Восемь похоронных отправили из штаба по разным адресам, но с одной трагической вестью: «Ваша дочь геройски погибла за Родину, освобождая кубанскую землю от фашистских захватчиков».
На следующий день мы снова были на аэродроме. 3акончилось построение, на котором руководитель полетов дал последние указания, и мы разошлись по самолетам..
Снова ночное небо. Далеко внизу, в темноте, светлыми кубиками выделяются населенные пункты; темнеют квадраты и прямоугольники садов; отливая серебром, блестит извилистая лента Кубани; тянутся паутины дорог. А над головой темный купол неба с яркими звездами. И в этом темном небе летят, словно звездочки, маленькие, на вид такие безобидные ПО-2. Но под плоскостями и фюзеляжами у них бомбы, на которых белой краской крупно выведено: «3а подруг!»
В свою четвертую ночь Нина готовилась к вылету очень тщательно. Осмотрела внимательно машину, каждый тросик и винтик пощупала.
- Все в порядке, - доложила механик.
- Вижу.
Экипажи заняли места в самолетах, тревожно поглядывая на небо: звезды закрылись тучами, с севера ветер гнал и гнал тяжелые черные облака, нагромождая их одно на другое. И они спускались все ниже и ниже к земле. В такую погоду обычно высылают экипаж на разведку погоды по маршруту и в районе цели. В этот раз на разведку погоды улетели замкомэска Нина Худякова со своим штурманом Катей Тимченко.
Меня вывозили на боевые задания вместе с Ниной. Она летала с Катей, я - с Ниной Худяковой. В ожидании своих «крестных» мы растянулись на траве.
- Смотри, как красивы облака, Нина.
- Я не люблю их. Вернее, перестала любить, когда стала летать. А в детстве любила наблюдать за ними, лежа в поле. Они точно овцы на синем поле. А иногда они напоминали каких-то фантастических существ. Лежу и мечтаю, пока не найдет меня мама и не задаст трепки.
-А ты где учил ась летать?
-В Ульяновске. Ты была там?
- Нет.
- Я любила бродить по заснеженным улицам города. По набережной. Люблю Волгу. С Ульяновском у меня связано слишком много: там я училась летать, там я встретила и полюбила Ваню. И он любил Волгу. Детство его прошло в Саратове.
В это время зеленая сигнальная ракета прочертила над аэродромом дугу: запустить моторы!
Мы с Ниной вскочили.
- Вы-то куда? - остановила нас механик. - Худякова еще не вернулась.
Облака уплыли на юг, и небо совсем. Вызвездило. На поле установил ась непривычная тишина. В стороне сбились в кучу механики и вооруженцы. О чем-то разговаривали. Временами тревожно прислушивались, поглядывая на небо в западном направлении. Нина обошла вокруг самолета, рассеянно постучала по плоскости.
- Черт те что... - буркнула она.
- Нина, а ты полетишь со мной? - решилась я.
- Полетим" - просто сказала Алцыбеева. - Идем к командиру.
- Сколько у вас вылетов? - спросила Бершанская, выслушан Нину.
-Шесть.
- А у вас, штурман?
- Восемь,- с гордостью выпалила я.
- Ого! - засмеялась командир. - Настоящий ас...Ладно, летите. Только будьте внимательны.
- Спасибо, Нина. Ты только не беспокойся, - сказала я летчице, когда мы взяли курс на цель. - Я многому научилась. Знаешь, как меня Худякова дрессировала?!
Нина рассмеялась.
- Я не беспокоюсь. Худякова - молодец!
Была прекрасная летная ночь. Правда, прекрасной она казалась больше оттого, что нам доверили лететь самостоятельно.
- Следи за воздухом, - спокойно предупредила Нина.
К самолету у нас были подвешены БАСы (бомбовые авиакассеты), в которых лежали серые металлические шары, похожие на детские мячи, начиненные «КС». Это были ампулы с самовоспламеняющейся жидкостью. При взлете с ними надо соблюдать максимум осторожности. Если самолет будет слишком прыгать на разбеге, ампулы могут от трения загореться. Особая осторожность нужна и над линией фронта - не дай бог заденет шальная пуля.
Нина отлично вела машину. Все ее движения отличались удивительной пластичностью. Мне казалось, что она касалась ручки самолета только -кончиками пальцев.
Под нами дорога на Старо-Титаровскую. По ней немцы перебрасывали подкрепление на передовую. Нам надо найти вражескую колонну и накрыть ее бомбами.
- Что горит? - спросила Нина.
Справа, освещая большую площадь, полыхал огромный пожар.
- Давай свернем. Посмотрим.
Нина чуть-чуть развернула машину, и мы увидели горящее селение.
- Вот гады! Село подожгли, - возмутилась летчица. - А там, наверное, только женщины и дети, - горько вздохнула Нина.
- Давай к дороге.
Луна хорошо освещала 'Всю местность. Разорванные кучевые облака остались позади. Мы пролетели вдоль дороги. Нина на мгновение убрала газ, и я увидела, как на дороге мигнул огонек. Другой...
- Ага... Попались!
При бомбометании летчик должен особенно четко выполнять все команды штурмана. Для этого требуется слетанность экипажа, полное взаимопонимание. К великой своей радости, я чувствовала себя так, словно сама управляла самолетом. Алцы6еева выполняла все команды исключительно точно.
- Внимание. Бросаю!
Натянулись тросы и раскрыли замки БАСов. Ампулы полетели вниз. Десятки факелов выросли внизу. Нина плавно развернула машину и взяла курс 850.
- Какая путевая скорость?
- А что? - Я никак не могла прийти в себя после удачного бомбометания.
- Висим же...
Досадная ошибка: я не учла сильный попутный ветер, когда мы шли к цели! Сейчас же сила встречного вeтpa была почти равна скорости самолета.
- Ничего, - успокоила я летчицу, - горючего хватит.
В этот момент молчавшая до сего. времени земля вдруг выплеснула в небо целый ливень свинца. Казалось, что с каждого квадратного мeтpa тянутся к самолету красные, оранжевые и желтые трассы. Забухали зенитки. Шапки разрывов стали окружать машину. Перед самым носом, ослепительно сверкнув, с громким треском разорвался снаряд: б-бах! Машину швырнуло , как щелку. Б-бах! - второй снаряд. Третий... Началась настоящая канонада!
Я еле успевала предупреждать Нину о разрывах, помогая ей маневрировать. Зенитные разрывы вспыхивали все ближе. Черные клубы дыма, возникавшие у самолета, долго еще плыли в воздухе. Противник начал пристреливаться. Еще один снаряд рванул рядом. Машину чуть не перевернуло. Отчаянно выравнивая машину, Алцыбеева пытал ась уйти от огня противника. Снова рядом разорвался снаряд, и у меня в глазах все почернело. Я не сразу поняла, что произошло с самолетом. Оказывается, он сорвался в спираль. Огромным усилием Алцыбеева вывела машину из спирали. О противозенитном маневре теперь нечего было, и думать: подбитый самолет мог лететь только по прямой. Утихший было на несколько секунд огонь, возобновился с прежней силой. Бесконечно долгими казались минуты. Разрывы снарядов сгущались слева: зенитчики не учитывали скольжение подбитой машины. Шансы на опасение повысились. Мы выскочили из обстрела и с попутным ветром удалились в тыл врага.
- Что будем делать, штурман?
- Обойдем севернее. Через лиманы. - Ты хорошо знаешь там район?
Обычно Мы учили наизусть район полетов да еще прихватывали в радиусе 50 километров. По десятку раз штурманы вычерчивали на память карту района полетов, запоминая характерные ориентиры. Поэтому район «Голубой линии» я знала отлично, но территория, лежавшая к северу от лиманов, была известна мне очень приблизительно. Что сказать Нине?
- Район знаешь? -повторила она свой вопрос. Мне 'Вдруг вспомнились слова моей наставницы Нины Худяковой: «Штурман, если это настоящий штурман, никогда недолжен теряться. Даже если летчик волнуется, он остается спокойным. Штурман должен уметь определять курс при любых обстоятельствах». И я твердо ответила:
- Знаю. - А потом добавила: - Не волнуйся... Нина махнула головой в ответ.
Летим дальше. Вношу изменения в курс. Считаю.
Всматриваюсь в землю и мысленно сличаю с картой.
Никогда человек не соображает так ясно, быстро, решительно, спокойно, -как в минуту опасности. Это удивительное состояние. На земле такой четкости в работе мысли у меня никогда не было.
Каждые 2-3 минуты я докладывала летчице об оставшемся времени полета. А самолет между тем все терял высоту... И Нина «колдовала» В кабине, делая всевозможное, чтобы довести машину. Наконец показалась Кубань. Серебристой лентой вилась она под нами.
- Ниночка, вот и Кубань. А там, смотри, рисовые поля, - радостно говорила я летчице, - и наш аэродром. Еще минут семь, и мы - дома.
Меня охватило чувство упоения полетом. Я всматривалась в бархатное с яркими звездами южное небо, с которого озорно подмигивала луна сквозь белизну легких бродячих облаков, любовалась Кубанью. В лицо бил теплый ветер. Я испытывала радость освобождения от земных чудовищ в виде зениток и пулеметов и чувствовала себя счастливым ребенком. В этот момент Нина оказала:
- Привяжись. На всякий случай...
Я не знала тогда, как трудно было вести летчице израненную машину. Лишь недавно Нина призналась мне: Опоздай я с маневром хоть на секунду, и мой седьмой, а твой девятый вылет могли бы стать последними.
Едва мы приземлились, как нас окружили техники и механики.
- Вот это да!
- Весь в дырках...
Как вы добрались?
На самолюбии, - спокойно ответила Нина.
Взглянув на лица механиков, я поняла, что Нина свершила нечто из ряда вон выходящее. Осколок снаряда вырвал огромную дыру в обшивке нижнего крыла, такая же дыра зияла в штурманской кабине. Вторая большая пробоина была в центроплане, над Нининой головой, кроме того, много пробоин в хвостовом оперении и плоскостях.
Нина осталась у самолета, чтобы лучше осмотреть его вместе с механиками, а меня послала доложить о выполнении задания.
На старте вместе с командиром полка стоял мужчина, какой-то начальник из дивизии.
- Задание выполнено!- И я подробно доложила о полете.
- Из чего стреляли? - спросил мужчина.
- Не знаю, - я пожала плечами. – Бах! А потом серое облако.
Мужчина не выдержал и расхохотался. «Ездят здесь всякие... похохатывают», - с обидой подумала я.
- Ну ,как? Полетите еще? – мягко спросила командир полка.
Я почувствовала себя такой измученной, что испугалась - как бы не упасть, но постаралась ответить твердо:
- Конечно. Разрешите идти?
- Пришлите летчицу.
Вырулив запасную машину, мы снова полетели бомбить.
Уже светало, когда самолеты один за другим приземлились на узкой полосе полевого аэродрома. Напряженная боевая ночь закончилась.
Мы с трудом вылезли из кабины. В ушах все еще ревел мотор, в глазах мелькали яркие вспышки разрывов. Нам хотелось только спать. Дремота стягивала веки. Одолевал сон.
В столовой разгорелся спор: правильно ли было наше решение - уйти с попутным ветром в тыл врага, чтобы вырваться из-под обстрела.
Где же это вас так разделали? - спросила Худякова.
- Над высотами...
- Как вас туда занесло?
- Мы шли по проложенному курсу...
- Па кур-су, - передразнила меня Худякова, - а голова у тебя для чего? Пробиваться сквозь огонь нужно в одном случае - если противник мешает выполнить задание. А вам можно было спокойно обогнуть эти проклятые высоты...
Мое радужное настроение сразу пропало - оказывается, я могла ни за что ни про' что' погубить и летчицу, и себя. Взглянув на мое помрачневшее лицо, Нина обняла меня:
- Только не вешай нос. Главное в штурманской работе - это хорошо проанализировать каждую ошибку, чтобы не допустить ее в будущем.
«Голубая линия» - это для нас было не талька 200 километров оборонительной полосы фашистов от моря и до моря. Здесь перед лицом смертельной опасности окрепла и закалялась наша боевая дружба. Сколько еще было полетов на «Голубую линию»! Всяких. Мы летали много - удачно и неудачно. Теряли товарищей. Часто на наших глазах чей-нибудь самолет, цепко схваченный прожекторами над целью, вдруг взрывался. И тогда мы страдали оттого, что видели, как бьют товарища, но ничем не могли ему помочь.
Стояли такие ясные ночи. Но их красота едва доходила до нашего сознания сквозь густую завесу зенитного огня, сквозь яркие лезвия лучей прожекторов, сквозь атаки вражеских ночных истребителей.
В канун нового 1944 года Алцыбеева получила весть о муже. Он был подбит за линией фронта, раненым попал в плен, бежал, воевал с партизанами, потом был переправлен на Большую землю. И теперь снова воюет на соседнем фронте. Их разделяло только море. И однажды он прилетел к ней...
Нину освободили от полетов на сутки. Но уже на следующую ночь включили в боевой расчет. Нужно было нанести удар по фашистскому аэродрому в Багерово: максимальное количество вылетов, максимальное количество экипажей.
Темная ночь повисла над аэродромом. Я стояла у дома и смотрела на запад, в сторону Крыма. Там, словно на далеком темном экране, барахтались в лучах прожекторов мои подруги. Огненные трассы летели к ним. Я уже вторую ночь не летала из-за своего непростительного легкомыслия: искупалась на спор в холодном ноябрьском Азовском море и заработала простуду. Рядом со мной стоял Иван Поздняков - муж Нины.
- Это Нина! - вдруг закричал он так, что я вздрогнула.
- Ты что? Где?
- В лучах. Ее бьют!..
Несколько лучей цепко держали самолет. К светящейся точке тянулись разноцветные шары «эрликонов». .Издали смотреть - красивое зрелище, если бы оно не несло смерть.
- Да держи ты себя в руках. А еще летчик ,-сказала я, взглянув на Ивана. Он пытался закурить, но руки его дрожали, спички ломались. Иван швырял их с отчаянием на землю.
- Давай зажгу. Прикуривай.
Он жадно затянулся.
Ну, зачем она на фронте?
А ты?
Я - мужчина. Обязан.
И мы тоже обязаны защищать Родину.
Ну-ну, - выдохнул он, целое облако папиросного дыма, искоса взглянув на меня. Больше он не сказал ни слова.
Утром, вернувшись с полетов, Нина увидела забросанный окурками двор.
- Будто в ротной курилке, - устало улыбнулась она. Иван лежал на кровати.
- Уже проснулся?
- А я и не спал. Наблюдал за вашими полетами. Как вы только летаете. ведь там сплошной огненный ад. Нина пыталась успокоить мужа.
- Что ты, Ваня? Это только со стороны так кажется. Тем, кто в гуще этого огня, - не так уж страшно. Ночь, темно. Да и мы ведь не дураки. Чувствуем, что' зенитчики начинают пристреливаться, - переходим на другую высоту. Пока они перестраивают наводку, мы сбросим бомбы и уходим.
- Так уж и уходите? - насмешливо переспросил Иван. - У нас на Иле броня, скорость - и то не всегда уйти удается. А у вас что? Фанера да перкаль. Автоматной очереди может быть достаточно... Давай-ка переходи к нам, в штурмовой полк. По связи летать будешь...
- Нет, Ванечка, не могу, - мягко, но твердо ответила Нина. - Не могу я своих подруг бросить. Ты уж не обижайся на меня...
Когда освободили Крым, наш полк получил приказ перелетать на 2-й Белорусский фронт. Нине дали отпуск для поездки к дочери. Обстоятельства сложились так, что ей нужно было срочно забирать дочку. Забирать, но куда? После долгих размышлений Нина решила перевезти ее в часть мужа и перевестись туда самой. Вдвоем им будет легче за ней ухаживать.
Так началась ее новая жизнь в штурмовом полку. Каждый день, задолго до рассвета, она садилась в самолет, и летела с кем-нибудь из офицеров в штабы корпусов, армии, поддерживала связь с полками. Домой возвращалась поздно вечером и сразу бежала к маленькому домику, где, часто не дождавшись, мамочки, сладко посапывала во сне ее девочка.
Как-то она, прилетев на передовую с офицером, который должен был корректировать огонь штурмовиков, попала под сильный обстрел. Разбило рацию, и ей надо было срочно доставить другую. Пострадал и самолет: осколками пробило фюзеляж, как ножом, .распороло обшивку на левой нижней плоскости. Нина села в кабину. Мотор завелся с первой попытки, но при полных оборотах самолет так затрясло, что ручка управления вырывалась из рук. Но лететь надо!
Машина с трудом оторвалась, повисла в воздухе и медленно, с натугой пошла вверх. В это время рядом снова взрыв. Воздушной волной самолет бросило на крыло. С трудом выровняла. Долетела. Задание выполнила.
Сколько раз она видела, как Илы шли на штурмовку. Ей было страшно. В одном из них был ее муж. И сердце ее то замирало, то бешено колотилось, словно ему было тесно в груди.
А на аэродроме играла в самолетики маленькая Нонночка , не подозревая, какой опасности подвергаются ее родители.
Так и воевали до самого победного конца. Вместе с дочкой. Всякие случаи бывают в жизни, а особенно на войне.
Источник : Голубева -Терес О. "Звезды на крыльях"
