"От Кавказа до Берлина" (Чечнева М. "Боевые подруги мои")
"Героини"
"Наша третья эскадрилья" (О. Голубева)
О. Голубева "Страницы из летной книжки"
Зима 1943 года. Пересыпь
Р. Аронова:
В одну из ночей экипажи, возвращавшиеся с задания, начали докладывать, что с юга надвигается туман. Метеоролог с жаром доказывал, что этого не может быть.
Прилетел еще один экипаж — Зои Парфеновой.
— Товарищ майор,— докладывает она Бершанской,— с юга идет туман.
— Откуда он взялся? — воскликнул метеоролог. — У меня все данные нанесены на карте. Смотрите, вот теплый фронт, вот холодный, а там проходит фронт окклюзии...
— Товарищ майор, разрешите, я слетаю с ним. Пусть сам увидит, где окклюзия, — сказала Парфенова.
— Ну что ж, вези его, покажи, где ты там нашла туман. Прекратить на время выпуск самолетов?
Парфенова пригласила паренька занять вторую кабину и взлетела.
Вернулась она только утром, когда взошло солнце.
Как потом мы узнали от Парфеновой, она сначала полетела на юг. Там действительно был туман. Затем по просьбе пассажира повернула к Керченскому проливу — посмотреть, какая там погода. Тоже туман. Когда же вернулась домой, то и аэродрома уже не было видно.
— Где теперь садиться? — обратилась летчица к обескураженному пассажиру.
Тот только руками развел.
Километрах в пятнадцати от аэродрома находилась небольшая «лысинка» — приподнятая местность, пока еще не закрытая туманом. Там и приземлилась Зоя Парфенова со своим примолкшим пассажиром, немало пережившим во время опасного ночного вояжа.
Больше метеоролог никогда с нами не спорил.
Зима 1945 года. Польша
Наши войска продолжали свое победное наступление. Мы миновали Варшаву и продвинулись к Восточной Пруссии. Зимой замело снегом все дороги, и грузовые машины не могли подвозить снаряды к передовой. Мы получили задание днем возить боеприпасы на По-2 — единственном самолете, который в таких условиях мог летать и сбрасывать грузы. Вспоминается, как Зоя Парфенова, направляясь к нашим артиллеристам, увидела, что немцы заходят в тыл нашей части, самолет обстреляли и ее ранили в ногу. Но она все же подлетела к нашим, сделала посадку около орудий, [129] доложила командиру о немцах и сдала боеприпасы. После того как ей перевязали ногу, она взлетела, вернулась на аэродром и только тогда отправилась в госпиталь. В конце войны Зоя Парфенова стала Героем Советского Союза
Ракобольская И.
Зима 1945 года. Польша
"Я думаю о Зое. Говорят, что на войне день равен году. Я воюю с Зоей уже не один год, но многое в ней мне еще непонятно. Она всего лишь на четыре года старше меня, но в ее присутствии я чувствую себя иногда школьницей. Этому, возможно, способствовала сама внешность Зои: высокий рост, полная достоинства осанка, спокойный взгляд светлых глаз, на губах - чуть заметная улыбка. Какой-то ласковой и мягкой силой веяло от ее лица. У нее были длинные косы, которые она укладывала вокруг головы. Девчата грозились:
- Острижем мы тебя, Зоя, сонную. Уж больно много мыла ты изводишь.
Но не остригли. Такую красоту загубить - у кого рука поднимется?
В полете она была ближе, чем на земле. Taм , в воздуxe, мы были с ней как бы единым организмом. Сколько было случаев, когда Зоя спасала мне жизнь.
Совсем недавно, возвращаясь на аэродром, мы минут тридцать шли в густых, белых, как вата, облаках. Нужно было пробиться к земле и произвести детальную ори
группировку Медленно теряем высоту: 400 метров... 200... 100. Дальше снижаться рискованно: туман. Достаю из планшета аэронавигационную линейку. Прикидываю. Судя по времени, мы должны быть недалеко от своего аэродрома. Местность тут ровная, возвышенностей нет.
- Зоя, попробуй еще снизиться.
Зоя соглашается, хотя лучше меня понимает, что зимой в тумане это делать опасно. Белая пелена снега сливается с туманом, и землю можно увидеть лишь тогда, когда врежешься в нее.
- Смотри в оба, - говорит мне Зоя.
Гляжу и ничего не вижу. Продолжаю ориентироваться по вpeмени . .K аэродрому мы вышли, когда уже потеряли всякую надежду отыскать его. Но .как посадит машину в этом проклятом тумане? В таких случаях от летчика требуется не только большое искусство в управлении самолетом, но и своеобразная интуиция, подсказывающая ему, как вести себя в тот или иной момент. Не будь у Зои всех этих качеств, мы вряд ли бы благополучно сели в тот раз.
Как-то мы летели с ней на аэродром подскока - тоже в Польше. Вдруг резко упало давление масла. Зоя вовремя заметила это и, как положено, убрала обороты. Пока она осторожно проверяла в чем дело, давление ушло
на ноль. Зоя выключила зажигание и пошла к земле. Я тем временем ждала беды: масла в моторе нет, подшипники перегреются без смазки - и тогда пожар. А что такое пожар на ПО-2? Фанерная обшивка вспыхивает в одно мгновение, и самолет превращается в ,горящую свечу.
Машину начало трясти. Лицом к лицу опасность воспринимается совсем иначе, чем со стороны. Я 'почти не испытывала страха. Только в мозгу лихорадочно стучала мысль: что сделать, как помочь Зое? С каждой минутой самолет трясет все больше. Запахло горелым металлом. Я напряженно всматривалась в приближающуюся землю. Заболоченное поле. Лесок. Около него пашня. Зоя планировала на нее.
- Очки! Ремни!- спокойно бросила она в трубку. Я быстро сняла очки, чтобы не повредить глаза при ударе о землю, и потуже затянула привязные ремни.
Сели. Зоя осмотрела машину. Оказалось, .маслопровод пробит. Кто-то, видать, стрельнул в нас из леса, над которым мы пролетали.
Пока я вспоминала свои полеты с Зоей, вернулись все самолеты. Но Зои не было...
Наконец, когда у меня уже не оставалось никакой надежды, послышалось тарахтенье ПО-2, и через мгновение показался самолет. Раненую Парфенову увезли в
госпиталь. (Голубева О.)
Рассказ Зои Парфеновой.
«Лечу. Вокруг -сплошная серая муть. Пожалела, что без штурмана. Снизилась. Вдруг услышала непонятный треск. Нет, это не в моторе - обстрел, откуда - не пойму. Отвернула в сторону, и тут по бедру что-то стукнуло и укололо, словно пчела ужалила. Но боли нет. Чувствую только, что брюки и унт наполняются чем-то горячим. «Кровь!» - догадалась я и сразу почувствовала тошноту. Голова слегка закружилась. Хорошо, в это время наши дали сигнал. Пошла на посадку. Улыбаются
танкисты. Что-то говорят мне, а я откинулась на спинку сиденья и ни слова в ответ.
_ Что с вами? - спросил, наконец, кто-то.
_ Кажется, ранена...
Всполошились танкисты.
_ Врача! - кричат.
Прибежал военфельдшер, помог мне выбраться из кабины.
_ Раздевайтесь.
_ Вы что? Прямо тут? У самолета?
принесли какие-то носилки, уложили меня. Лишние ушли. Фельдшер с санинструктором перевязали. Да
ли глотнуть 'какой-то пакости.
- Лететь сможете? - Спросил командир.
- Но ведь надо?
- Да. И немедленно
Когда поднималась в воздух, совсем рядом разорвались несколько снарядов. Стараюсь не отрывать взгляда от приборов. За воздухом не смотрю: все равно не уйти от истребителя, если он появится. Больше всего боялась сбиться с курса. А сбиться было легко, особенно когда накатывала очередная волна немощи и темнело в глазах. Тогда я слегка отпускала ручку управления, и самолет летел сам. Спасибо техникам. Хорошо отрегулировали...»
Голубева О.
