"Воскресшая из мертвых" (Чечнева М. "Боевые подруги мои")
"Поклон Вам , Хиуаз.
"Штурман ночного бомбардировщика"
Доспанова Х. "Термичка"
Апрель 1943 года
РАССКАЖИ, КАК ЦВЕТЕТ МИНДАЛЬ
В палате их было трое. Штурман Хиваз Доспанова лежала с переломом ног. Техник Таня Алексеева уже поднялась после желтухи. У Раи Ароновой никак не затягивалась глубокая рана в бедре.
Одна койка оставалась свободной.
Я навещала их каждый день. Госпиталь размещался
недалеко от санатория, куда присылали на короткий отдых летчиков из боевых полков. Здесь, в южном курортном городе, было много солнца и тишины.
Девушки подолгу не отпускали меня, в десятый раз, слушая о том, что делается в полку, как течет жизнь за стенами госпиталя, или, как они выражались, «на воле». Когда я входила к ним в комнату, они встречали меня радостными восклицаниями, а Хиваз вместо приветствия говорила; улыбаясь:
- Натусь, расскажи, как цветет миндаль...
И я протягивала ей веточку нежных бледно-розовых цветов. Я специально делала большой крюк по дороге, чтобы сорвать ее.
Хиваз любила расспрашивать о том, высокие ли тут горы, и какие деревья цветут в парке, и можно ли перейти вброд речку.Слушала она с широко раскрытыми глазами, и я была уверена, что она живо представляет себе сиреневые горы, за которыми прячется солнце, и мысленно скачет по камням через узкую бурлящую речку.
Она забрасывала меня вопросами, и я без конца рассказывала обо всем, что знала и видела. Не решалась только сказать о гибели Дуси... Они еще не знали об этом Слушая меня, Хиваз вдруг отворачивалась к стенке и потом, быстро повернув голову, смотрела на меня требовательным взглядом.
- Как ты думаешь, буду я летать?
Она не спрашивала, будет ли она ходить. Вероятно, летать и ходить означало для нее одно и то же.
Гибкая и тоненькая Хиваз, всегда такая легкая и стремительная, уже два месяца лежала неподвижно, закованная в гипсовый панцирь от плеч до кончиков пальцев на ногах. Только руки оставались свободными. Ноги были переломаны в нескольких местах - выше и ниже колен. Кости срастались неправильно, их ломали и снова составляли...
Грустно было смотреть на нее. Раньше она никогда не могла усидеть на месте, как ветер носилась по аэродрому, по общежитию, по станице. Всегда спешила что-то узнать, о чем-то рассказать, кого-то разыскать. Появляясь внезапно то здесь, то там с яркой лентой или цветком в волосах, она приносил а с собой шум, веселье, суматоху.
Теперь, когда Хиваз спрашивала, будет ли она летать, я отвечала ей, что это зависит только от нее самой. На губах девушки появлялась недоверчивая улыбка, но мой ответ ей, видимо, нравился. Она вздыхала и просила:
- Еще расскажи...
Как-то раз утром я задержал ась в санатории: из полка приехали две летчицы. В госпиталь я пришла без цветов.
По дороге все время думала, как сообщить девушкам о смерти Дуси, но так ничего и не придумала.
В палате было тихо. Хиваз спала, Рая писала, облокотившись о подушку. Перед ней на тумбочке лежал исписанный листок: письмо от Дуси, полученное всего несколько дней назад. Когда оно пришло, Дусю уже похоронили. Я подсела к Рае, но ничего не сказала.
Хиваз открыла глаза и, увидев меня, невесело улыбнулась. Я догадалась: снова будут ломать. И с облегчением подумала, что сегодня уж никак нельзя расстраивать ее.
Когда в палату вошла Таня, девушки с любопытством повернули к ней головы. От нее, «ходячей», всегда ждали новостей. Она знала это и старалась полностью оправдать возлагаемые на нее надежды: не было случая, чтобы она не принесла «лежачим» какого-нибудь известия или просто маленькой новости госпитального масштаба. Перекинув через плечо черную косу, Таня подняла худую руку и помолчала, выжидая. Она предвкушала удовольствие сообщить что-то новое. Вид у нее был торжествующий, цыганские глаза весело поблескивали.
- Девочки,- сказала она и сделала паузу.- Борода начал ходить!
- Ур-ра! - закричала Хиваз, моментально приходя в восторг.- Таня, Таня, спляши вместо меня!- Нет-нет, я сама!
Она тут же с помощью пальцев и кистей рук изобразила какой-то замысловатый танец. .
У летчика, по прозванию «Борода», были переломы ног, и он долго лежал в гипсе. Хиваз ни разу не видела его, но всегда передавала приветы через Таню. Они были друзьями по несчастью, и все, что касалось Бороды, Хиваз принимала близко к сердцу.
- Это - первое.- Таня снова подняла руку.
А второе...
- Ну!!
Я напряженно ждала: сейчас она скажет о Дусе. - Второе: к нам привезли Тасю Фокину. Только не волнуйтесь - могло быть хуже. У нее разворотило челюсть при вынужденной посадке.
- Как же это она так? - спросила Рая.
- Кажется, самолет зацепился за дерево. На взлете отказал мотор.
- А где же она? Где? - волновалась Хиваз.- Ты видела ее?
- Видела. Сейчас ее приведут. И еще могу вам сообщить, что послезавтра меня выписывают! Готовьте письма в полк!
- Счастливая!
Таня сияла, ей не терпелось скорее уехать в полк.
Нет, она не успела узнать о Дусе. Конечно, рано или поздно девушкам все равно станет известно. Пусть только не сегодня, когда у Хиваз операция...
Открылась дверь. - А вот и Тася.
В сопровождении сестры вошла Тася с перебинтованной вдоль и поперек головой, казавшейся неправдоподобно большой. ~ Вот вам и четвертая,- сказала сестра и повела ее к свободной койке.
Привет!
- Здорово!
- Тася, подойди же сюда, я тебя не вижу! - нервничала Хиваз, вертя головой.
Начались расспросы. Почти не двигая ртом, Тася промычала все полковые новости. Только после этого ее оставили в покое. Но и она ничего не сказала о Дусе. Вероятно, была уверена, что девушки знают о ее трагической гибели.
Взявшись обеими руками за голову, Тася с минуту молча посидела на стуле, потом улеглась на койке, повернувшись лицом к стенке. Она устала и не хотела больше участвовать в разговоре. Слышно было, как она потихоньку кряхтит, чтобы не стонать.
Рая попросила Таню:
- Покарауль у двери. Предупреди, если появится сестра.
Таня вышла, а Рая достала из-под матраца толстую палку, которую там прятала, и, опустив ноги на пол, осторожно встала. Опираясь на палку, медленно прошлась по комнате.
- Больно? - спросила я, видя, что она морщится. - Понимаешь, ноет все время. Но сколько же можно лежать? И так уже вторую неделю.
Врач еще не разрешал ей ходить, но у Раи была своя теория: ногу нужно упражнять, тогда рана быстрее заживет.
Утомившись, она села на койку и потрогала больное бедро.
- Смешно: почему-то кажется, что одна нога короче другой.
Хиваз смотрела на нее с завистью.
- Вот и тебя скоро выпишут...
Она вздохнула, вероятно подумав о предстоящей операции, и, ни к кому не обращаясь, спросила:
- А я смогу летать?..
Приближалось время обхода врача. Сегодня хирург назначит Хиваз час операции. Обычно он оперирует после обеда.
В раскрытое окно заглядывало солнце. Вместе с легким ветерком в комнату врывались запахи весны и тут же смешивались со стойким больничным запахом. Недалеко отсюда высились горы. Цвели деревья. По утрам в долине роз стоял прозрачный туман. Ничего этого девушки не видели. Они только знали название города: Ессентуки.
Я встала, собираясь уходить. Хиваз подняла на меня черные испуганные глаза и тихим капризным голосом протянула:
- Не-ет, не уходи-и...
Она попытал ась улыбнуться, словно просила простить ее слабость.
- Расскажи, как... цветет...
Не договорив, она закрыла лицо руками и сказала: - Иди.
Медленно отступая к двери, я продолжала смотреть на Хиваз. Она лежала, закрыв ладонями лицо, и я не знала, как ее успокоить.
- Я приду, Хиваз... Завтра.
Повернувшись к двери, я чуть не столкнулась с Танею.
Она вошла незаметно и стояла тихо, с потухшим, отсутствующим взглядом, опустив голову.. Ее лицо, обычно подвижное, окаменело. Все сразу поняли: что-то произошло. Я догадалась: Дуся...
Нерешительно Таня подняла голову, обвела всех взглядом и сказала:
- Дусю Носаль... убили.
"- Не может быть! - воскликнула Рая.- Я же ей письмо...
Таня повернул ась ко мне.
- Это правда. Уже десять дней прошло,- подтвердила я.
На тумбочке еще лежало Дусино письмо. Она подбадривала Раю и Хиваз, обещала прилететь за ними, когда их будут выписывать из госпиталя.
Рая вдруг рванулась, будто хотела вскочить и немедленно куда-то бежать, но, застонав от боли, осталась сидеть в постели, запрокинув голову и закусив губу. Ее густые темные волосы, собранные в пучок, рассыпались по подушке.
Хиваз ничего не говорила и только в ужасе смотрела на меня. Губы ее подрагивали, будто она хотела что-то сказать, но у нее не получалось. Наконец еле слышно она прошептала:
- Лучше бы меня...(Кравцова Н.)
Осень 1943 года. Пересыпь
Т Е М Н А Я Н О Ч Ь...
От крайней стоянки самолета до крутого обрывистого берега несколько шагов. Дальше - море. Азовское. Днем оно зеленовато-серое; с четкой, чуть выпуклой линией горизонта, густо-синей полоской, разделяющей небо и воду. А ночью, темной беззвездной ночью, его не видно. Стоишь у обрыва, а впереди, там, где море - чернота. Но постоянно слышишь его шум, раскатистый, однообразный. Даже в полете кажется, что ЭТОТ шум сопровождает тебя.
Здесь, у самого моря, наша летная площадка. Рядом с ней, в поселке, мы живем. Всю зиму и весной...
Погода - штормовая. Гудит море. Мы летаем на Крым, бомбим фашистов под Керчью. Сильный северо-восточный ветер гонит наши «ПО-2» на цель с такой скоростью, ЧТО они мчатся, как истребители. Зато назад ползут долго-долго. Целую вечность.
Сегодня у меня штурманом - Хиваз Доспанова: Неугомонная девчонка. Вернувшись из госпиталя, она продолжает летать. Ей бывает очень трудно, она теперь быстро устает: после переломов обе ноги стали короче... Но она крепится, по-прежнему хохочет и поет.
В полете Хиваз болтает без умолку. Да и на земле тоже.
- Ты заметила,- говорит она,- что на станции вместо четырех прожекторов стало шесть? Это они вчера перетащили с берега. Правильно, конечно: мы уже третью ночь летаем на эту цель... Какая кошмарная погода!- продолжает Хиваз.- Мы, кажется, сегодня не долетим домой: скорость черепашья! Жуткий встречный ветер! Потом вдруг без всякого перехода: - А хочешь, я спою тебе песню? Новую! Из фильма. Нам показывали в госпитале. Слушай.
Темная ночь...
Только пули свистят по степи,
Только ветер гудит в проводах.
Тускло звезды мерцают...
Пропев два куплета, она ненадолго умолкает. Потом говорит:
- Дальше не помню. Правда, прелесть? Внизу под нами Фонталовская. Мы уже полчаса торчим над ней! Господи, что за скорость! Натка, а тебе не кажется, что нас относит назад, а? Давай спустимся пониже, может быть, там ветер слабее...
Я снижаюсь, но и здесь ветер такой же. Самолет медленно, очень медленно приближается к аэродрому.
- Знаешь, завтра будет дождь. Этот ветер обязательно нагонит плохую погоду. Я теперь заранее чувствую, когда погода изменится: ноги мои начинают ныть... Послушай, а ты не хочешь нарисовать на хвосте самолета какую-нибудь птицу или зверя? Это модно, во всех полках рисуют. Можно белой краской. Ты видишь, как садятся самолеты? Кошмар!..
На земле непрерывно горит посадочный прожектор. С зажженными навигационными огнями «ПО-2» ходят по кругу. На последней прямой снижающийся самолет летит так медленно, что кажется, можно идти рядом с ним обыкновенным шагом, и он не обгонит тебя.
Заходим на посадку и мы. Едва колеса касаются земли, как самолет окружают техники и, удерживая за крылья и стабилизатор, прижимают его книзу, чтобы не перевернуло ветром.
- Полеты запретили! - кричат мне.- Рули стоянку!
Наконец мой «ПО-2» в безопасности, на стоянке. Весь опутан тросами, закреплен на месте. Тросы натянуты и привязаны к штопорам, ввернутым в землю. От стоянки
до крутого берега несколько шагов. Гудит ветер, шумит море...
- Хиваз, где ты? - зову я.
Никто не откликается. Я ищу ее и нахожу в сторонке.
Согнувшись, она сидит на пустом ящике из-под бомб и плачет.
- Что ты? Что случилось?
- Очень ноги болят. Просто не вытерпела... Я посижу немного, сейчас пройдет.
Когда ей становится легче, мы отправляемся домой.
В комнате жарко. Шелестит сухой камыш в печке. Мы вылезаем из комбинезонов, раздеваемся. Еще не поздно- одиннадцать. Впереди - целая ночь. Нам редко удается спать ночью.
Вдруг распахивается дверь.
-Кино привезли! «Два бойца» называется. Кто хочет - в клуб! .
Хиваз вскакивает и всплескивает руками.
-Ой, знаешь, это же тут, в этом фильме песня! Пойдем, пойдем обязательно!
Темная ночь... Только пули свистят...
Напевая, она быстро натягивает на себя свитер, который только что сняла.
На улице ветер сбивает с ног. Рядом в темноте стонет, бушует море. И, кажется, что это на высоком берегу стонут наши «ПО-2». (Кравцова "От заката до рассвета")
Доспанова Хиваз (Катя)
Штурман, затем после аварии с 1943 года начальник связи 46-го гвардейского ночного бомбардировочного авиационного полка 325-й ночной бомбардировочной авиационной дивизии 4-й воздушной армии 2-го Белорусского фронта, гвардии лейтенант.