Свистит паровозный гудок, клубится дым над трубой, старая залатанная «овечка», окутавшись облаком пара, весело выкатывается из ворот депо. «Пора за работу. Надо спешить! Надо спешить!» — деловито выговаривают на стыках ее колеса.

Вот и еще один паровоз вышел на дороги страны. Слушая стук колес обновленной машины, улыбаются комсомольцы-ремонтники.

Среди тех, кто следил счастливыми глазами за уходившим вдаль паровозом и махал ему на прощанье рукой, была чернявая худенькая девушка в рабочем комбинезоне, слесарь депо Мери Жуковицкая. Сколько бессонных ночей провела она с товарищами-ремонтниками, выстукивая, выслушивая, а затем возвращая к жизни давно остывшие паровозы. Сколько раз с группой «синеблузников» выступала в клубе с едкими частушками, в которых высмеивались нерадивые работники, лодыри, бракоделы. А как смело критиковала неполадки в работе депо комсомольская стенгазета, редактором которой была Мери. И результат налицо: вот и сейчас деловито пыхтит, набирая скорость, еще один паровоз...

Нелегко приходилось комсомолке, к тому же редактору зубастой стенгазеты, в крутые тридцатые годы. Мери знала: многим не по душе ее прямой беспокойный характер. И с ней действительно попытались свести счеты. Однажды, когда хрупкая девушка в комбинезоне, держа под мышкой инструменты, взобралась, напевая что-то жизнерадостное, веселое на крышу вагона, один из «контриков» столкнул ее на рельсы.

...Мери медленно открыла глаза. Где она? Кругом бело, как зимой, когда все покрыто снегом. Нестерпимо болело плечо. Над ней склонился врач в белом халате:

— Все будет хорошо,— сказал он,— но у вас сломана ключица, придется месяц-другой полежать.

Навестить Мери прибежали ребята и девчата из депо. Пришла заплаканная мать. Девушка смотрела на рано поседевшие волосы матери, гладила забинтованной рукой ее разбухшие от стирки пальцы и мысленно видела покосившийся домик на окраине Днепропетровска, где жила их большая семья. В домике постоянно стучала швейная машинка — это мать перешивала для младших одежду старших детей. Надрывно кашлял больной туберкулезом отец.

Шло время. Девушка выздоровела. И вот в тире, залитом электрическим светом, гремят выстрелы. Мери потирает занывшее от напряжения плечо и улыбается. «Молодец! — хвалит ее инструктор.— Члены Осоавиахима должны хорошо стрелять!» Мери выходит из тира, засовывает руки в карманы старенького пальто, смотрит в высокое небо, улыбается солнцу. Над головой проносятся легкокрылые самолеты. «А не попробовать ли и мне?» От этой мысли замерло и потом сильно забилось сердце.

Рассветы юности... Подъем на заре, когда только-только появляется из-за горизонта лучистое солнце, а воздух свеж и влажен от серебристой росы. С самолета видится совсем небольшим окутанный утренней дымкой город: силуэты домов, перечерченные линиями улиц кварталы, голубоватая лента Днепра.

Властно влекло к себе девушку зеленое летное поле аэродрома. Все чаще здесь, возле самолета, можно было видеть ее хрупкую фигурку в комбинезоне, с инструментом в руках. Мери любила возиться с мотором—сердцем крылатой машины. Вообще ей нравилось любое занятие, если оно хоть как-то было связано с авиацией. Чтобы находиться поближе к любимому делу, она поступила на должность технического секретаря летной части, затем работала в аэроклубе техником самолета.

На аэродроме Мери Жуковицкая подружилась с веселой, остроумной девушкой, летчиком-инструктором Полиной Белкиной, и вскоре они стали неразлучны. Как на крыльях, спешила Мери на аэродром, чтобы тщательно подготовить свою машину к учебным полетам курсантов. Всякий раз долго и придирчиво осматривала самолет и, наконец, удовлетворенно улыбалась: «Все в полном порядке. Полинка будет довольна».

...Начало войны врезалось в память; толпы добровольцев у здания военкомата, завывание сирен воздушной тревоги, разрывы фашистских бомб. Враг приближался к городу. На восток потянулись эшелоны с беженцами, оборудованием заводов. Мери просилась в действующую армию — отказали, сказав, что ее место в тылу, на трудовом фронте.

Приехав в Саратов, она вместе с Полиной Белкиной стала работать на авиационном заводе. «Все для фронта, все для победы» — призывали лозунги в цехах. У станков на ящиках стояли подростки: брови нахмурены, недетская суровость застыла на лицах, но худенькие руки работали споро. Сутками не выходили люди с завода: фронту требовалось много боевой техники.

После работы Мери бежала в нетопленную комнату общежития, где ее ждала младшая сестренка Ида, До войны она жила в Молдавии и едва выбралась оттуда накануне появления оккупантов. Ушла в легком платье и тапочках, долго скиталась по стране, пока, наконец, почерневшая и осунувшаяся, не добралась до Саратова. Сестры передавали друг другу, чтобы добежать до работы, единственное пальто, а вечерами подолгу шептались перед сном в кровати, которая у них тоже была одна на двоих.

Как-то Мери пришла с завода в слезах. Она потеряла документы и, что самое ужасное,— хлебные карточки. А это значит — придется голодать. Девушки стойко переносили это жестокое испытание. А поздно ночью в комнате общежития снова слышался девичий шепот и повторялись заветные слова; «на фронт». Но с завода не отпускали.

Январским вечером 1942 года в общежитие прибежала Полина Белкина. Взволнованная и радостная, она заявила, что прошла мандатную комиссию и ее приняли в женскую авиачасть летчиком.

— А мы?.. — обиженно спросили сестры Жуковицкие.— Плохой ты товарищ. Думаешь только о себе...

— Авиачасть формирует Марина Раскова. Идите завтра к ней на прием. Но действовать надо решительно,— подсказала Белкина. — Желающих очень много.

Ждать до завтра? Ну, нет. Выпросив у Полины пальто, сестры помчались к майору Расковой. Забыв обычную застенчивость, девушки наперебой упрашивали Марину Михайловну взять их в полк. И хотя Ида не имела никакой военной специальности, сестры добились своего. Мери зачислили авиационным техником, а Иду укладчиком парашютов в полк бомбардировщиков.

Распрощавшись с заводом, Жуковицкие уехали к месту своей новой службы.

Поначалу нелегко было привыкать к строгому распорядку армейской жизни. Подъем в половине шестого, физзарядка на обжигающе-холодном морозном воздухе и всего десять минут на утренний туалет.

Внутренняя организованность и добросовестное отношение к своим обязанностям помогли Мери быстро привыкнуть к нелегкой военной службе. Ее даже назначили помощником старшины. Когда же встал вопрос, с какими машинами хотела бы работать, она, не задумываясь, остановила выбор на самолете По-2, который успела узнать и полюбить еще в родном Днепропетровске.

Ежедневные занятия требовали такой же максимальной отдачи сил, как и частые тревоги, дежурства на старте в снежные ночи, разогревание промерзших моторов перед вылетом, короткие проводы и долгое ожидание машин с учебных полетов...

Старание Мери как можно лучше выполнить любое задание не осталось незамеченным. Однажды техника звена Жуковицкую вызвала командир полка.

— Готовьте машину к полету,— приказала Бершанская.— Сейчас вместе с Расковой опробуем вашу «восьмерку».

Надо ли говорить, как обрадовалась Мери, когда увидела на летном поле двух женщин-командиров и четко отрапортовала: «Машина к вылету готова!» После полета Марина Михайловна и Евдокия Давыдовна сдержанно похвалили девушку, и она была «на седьмом небе». С тех пор Раскова и Бершанская часто летали на «восьмерке» Жуковицкой. Это было проявлением доверия к молодому технику звена.

Во время учебных полетов с рассвета и до зари девушки находились на аэродроме у своих машин. Ими руководила инженер полка Софья Озеркова. Трудовой день начинался с вывода самолетов из ангара, и потом уже техники не знали «ни отдыха, ни срока». Зима в тот год выдалась на редкость суровой. Стояли сорокаградусные морозы. Доставалось всем, но особенно техникам и «вооруженцам». Ведь им приходилось работать в поле в любую, самую ненастную погоду. На ветру замерзали лица, даже сквозь теплые рукавицы от прикосновения к металлическим деталям коченели руки. Кто не знает, что такое дотронуться до металла в мороз голой рукой! Но мотор— вещь «нежная», и техники «прощупывали» его, конечно, без перчаток, еле шевеля красными, распухшими пальцами. Особенно стало тяжело, когда перешли к ночным полетам. Ночи были длинные, от холода перехватывало дыхание, от усталости закрывались глаза. Техники не уходили с аэродрома по тринадцать часов и к концу дежурства были похожи на заиндевевших снеговиков. Но мы никогда не видели на их лицах следов уныния, не слышали жалоб.

Подбадривая измученных подруг. Мери не раз напоминала:

— Самое суровое еще впереди...

В конце февраля личный состав легкобомбардировочного полка принимал Военную присягу, давая клятву на верность Родине, своему народу. Вместе с подругами Мери стояла в замершей шеренге, взволнованно повторяя:

«Я, дочь Союза Советских Социалистических Республик, вступая в ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии, принимаю присягу и торжественно клянусь...»

Этот день Мери запомнила навсегда. Теперь она стала настоящим бойцом и была связана узами нерушимого воинского долга с теми, кто уже проливал на полях войны свою кровь.

Наступила весна сорок второго. На пригорках потемнел и осел снег, днем раздавался хрустальный перезвон капели. Ветер расшвыривал тяжелые плотные облака, и на небе все чаще виднелись голубые «окна», сквозь которые на озябшую землю лились потоки тепла и света. А к вечеру температура падала, зима снова брала свое.

Полк готовился к отправке на фронт. В ночь на 9 марта экипажи уходили в последний учебный полет. Ночь выдалась теплая. Над землей висела туманная дымка, горизонт просматривался плохо, но метеорологи предсказали летную погоду, и самолеты поднялись в воздух.

Вначале все шло хорошо. Однако когда экипажи прошли большую часть пути к учебному полигону и уже приближались к аэродрому, погода вдруг резко изменилась, Видимость совсем пропала. В этой тяжелой обстановке два экипажа потерпели катастрофу и разбились, два других чудом остались живы, произведя вынужденную посадку.

Два самолета, не вернувшиеся на аэродром, были из звена Жуковицкой, Мери бежала к стоянке, и лицо ее было мокрым от слез. Нелепая гибель подруг была страшным ударом. Девушку мучила мысль, а вдруг что-то недоглядели, недосмотрели техники? Вдруг есть доля и их вины в том, что погибли летчицы? И хотя катастрофа произошла совсем по другой причине, Мери именно в тот момент ощутила всю тяжесть ответственности, лежащей на техниках, которым летчицы и штурманы доверяют свою жизнь.

Через день хоронили погибших подруг. Склонив обнаженную голову, с тяжелым сердцем смотрела Мери, как комья твердой промерзшей земли вырастали в четыре небольших холмика над могилами Лили Тормосиной, Нади Комогорцевой, Ани Малаховой и Маши Виноградовой.

Мери стояла рядом с сестрой Идой, крепко вцепившись в ее руку. Губы закушены, в глазах застыла глубокая скорбь. Мери вся как будто окаменела. Думала ли девушка, что пройдет немного времени, и она будет так же рыдать, узнав о гибели своей младшей сестренки. Будет мучительно вспоминать о последних встречах с Идой, о том, как перед вылетом на фронт они бродили теплыми майскими вечерами по городу, как мечтали о том дне, когда можно будет вернуться в родной Днепропетровск.

Ночной легкобомбардировочный авиаполк начал свою боевую деятельность в тяжелых условиях отступления советских войск. Около часа, иногда и дольше длился каждый боевой вылет. А на земле летчиц и штурманов с нетерпением ждали техники и «вооруженцы», которые дневали и ночевали на летном поле, осматривая и ремонтируя поврежденные в боях машины. Бывали случаи, когда вражеские войска подходили почти вплотную к месту базирования полка. Но даже рискуя жизнью, девушки ждали возвращения экипажей с задания. Летчицы садились на аэродром, забирали своих техников в заднюю кабину к штурману и улетали буквально на глазах у фашистов.

Будучи техником звена, Жуковицкая сама обслуживала самолет Полины Белкиной, с которой по-прежнему крепко дружила. Экипаж Белкиной был многонациональный: Полина—русская, штурман Катя Доспанова—казашка, Мери — еврейка. Помню, в первые дни боев Мери выступала на митинге:

«Наш экипаж — свидетельство дружбы людей разных национальностей в советской стране. Это лишний раз доказывает, какой у нас сплоченный народ. Нас трудно победить!»

Мери Жуковицкая оказалась не только хорошим руководителем механиков своего звена. Она была еще отличным товарищем, предупредительным и дружески внимательным ко всем без исключения. С техниками же звена Ирой Кашириной и Лелей Евполовой она была неразлучна. Девчата отвечали взаимностью своему командиру. И не удивительно, Жуковицкую нельзя было не уважать: помогая подчиненным, она и сама трудилась не покладая рук.

Им, скромным труженицам, во многом были обязаны пилоты своими боевыми успехами. Мотор — сердце самолета. И это сердце, имевшее мощность более сотни лошадиных сил, благодаря повседневным заботам девушек-техников никогда не подводило в полетах, хотя нагрузка на его железные мышцы возрастала с каждым днем.

Мы, летчицы и штурманы, очень уважали наших техников, всех девушек наземной службы, ценили их не всегда заметный, но такой нелегкий труд, без которого были немыслимы сами полеты. Иногда казалось, что машина уже «вышла в тираж», настолько она разбита. Но глядишь, засуетились вокруг самолета наши девчата в комбинезонах. Одна чинит поврежденные плоскости, осторожно наклеивает заплаты, другая ремонтирует фюзеляж и стабилизатор, третья лежит на зеленой травке между шасси и просматривает нижнюю часть «ласточки». И так продолжалось часами... Даже в безвыходных, на первый взгляд, ситуациях девушки проявляли поразительную находчивость, сметку, отличное знание техники. Действовали они ловко, держались бодро, постоянно были готовы подхватить веселую шутку, от души посмеяться, а в грустные минуты сердечным словом согреть подругу.

А бывали и такие минуты... Вот идет Мери краем летного поля, вытирая тряпкой замасленные маленькие руки. Самолет готов к очередному полету — ее техники поработали на славу. Но отчего так грустна девушка? Отчего бредет она, понурив голову, ничего не замечая вокруг? Не иначе, вспоминает погибшую сестренку или думает о брате, от которого с начала войны нет никаких вестей.

И вдруг — неожиданная радость. Каких только случайностей не бывало на войне! Однажды, когда мы базировались в Сельских степях, небольшая колонна танков, направлявшаяся к линии фронта, остановилась ненадолго около нашего аэродрома. Было раннее июльское утро сорок второго года. Техники, как всегда, возились у самолетов. Пока заправлялись машины, запыленные танкисты подошли к девчатам и завели разговор. Один из офицеров особенно внимательно смотрел на девушек в авиационной форме. Расспросив их о жизни, о боевой работе, он с грустью проговорил:

— У меня сестра до войны бредила авиацией, училась в аэроклубе. А как началась война, потерял ее. Долго разыскивал, но безуспешно. Тревожусь, уж очень боевая она, не усидит в тылу. Наверное, не судьба нам увидеться...

— А как зовут вашу сестру? У нас ведь женский полк, здесь есть девушки из разных мест,—сказала Леля Евполова.

— Мери, Мери Жуковицкая...

— Ой, это наша Мери! — закричали девчата. Они подхватили под руки оторопевшего офицера и потащили к стоявшему неподалеку самолету. Под его плоскостями, на земле, после тяжелой боевой ночи спали командир экипажа Полина Белкина, Катя Доспанова и Мери Жуковицкая. Разбуженная радостными возгласами, Мери поначалу не могла понять, что случилось, и не сразу поверила своим глазам.

— Ты жив!

— Как видишь,— улыбнулся офицер-танкист. Брат и сестра бросились в объятия друг другу. Мери плакала и улыбалась сквозь слезы.

— А я думала, про такие встречи только в книге можно прочитать,— удивленно заметила Полина Белкина.— Оказывается, и в жизни может произойти такое...

Случайная встреча Бориса и Мери была по-военному краткой. Один за другим заработали танковые моторы — пора...

— До встречи, родные!— кричал Борис уже на бегу.

Танки тронулись. Девчата смотрели им вслед, пока не растаяло вдали поднятое гусеницами облако пыли...

После свидания с братом Мери повеселела, в ее глазах появился блеск, движения стали живее и энергичнее. Это всех радовало — оптимизм был тогда нам так нужен. Мы отступали, но, сжав зубы, верили в победу, знали, что она не придет сама, что ее надо завоевывать в смертной битве с фашизмом. И мы не щадили ни сил своих, ни жизни.

Очень туго приходилось в ту пору нашим «наземникам». Если летчицы и штурманы могли поспать днем после боевой ночи, то для девушек, трудившихся на аэродроме, и день был полон забот. Часто они сутками не отходили от самолетов. Но как ни велика была усталость, какое бы ни было ненастье, как бы ни тревожил наш аэродром враг, в ливень, ураган, снегопад все машины к ночи всегда были в полной боевой готовности. Это стало законом для девчат.

Мери Жуковицкая стала одним из лучших техников в полку. Если летчица просила ее проверить работу свечей в цилиндрах или замечала мимоходом, что, дескать, надо бы прослушать какой-то подозрительный стук в моторе, то можно было не сомневаться: к вылету все будет проверено и исправлено самым наилучшим образом.

Если же Мери сталкивалась с непосильной по сложности задачей, она обращалась к опытному старшему технику эскадрильи Татьяне Алексеевой, и вдвоем они непременно находили верное решение.

На Кавказе, когда мы работали с аэродрома «подскока», находившегося вблизи линии фронта, после боевой ночи не вернулся на основную базу близ Ассиновской самолет Полины Белкиной. Он потерпел аварию при взлете, штурман и летчица получили ранения, а машина была сильно повреждена. Как переживала тогда Жуковицкая! Узнав, что Полина Белкина и Катя Доспанова вне опасности, она со старшим техником эскадрильи поспешила к самолету. Трудно было поверить, что искореженная машина, которую они увидели, была недавно легкой и крылатой. Но еще труднее было представить себе, что через два дня к «ласточке» вернется первоначальный облик и она снова войдет в строй. Жуковицкая и Алексеева совершили это маленькое техническое чудо. Действуя слаженно и вдохновенно, они по частям, по деталям воссоздали самолет. И он поднялся в воздух!

За самоотверженную работу в боевых условиях Мери Жуковицкую наградили орденом Красной Звезды. Первой, с кем она поделилась своей радостью, была комиссар полка Евдокия Яковлевна Рачкевич.

Много времени спустя Мери писала этому замечательному человеку и воспитателю: «Спасибо Вам сердечное, дорогая Евдокия Яковлевна, что в трудную минуту, когда умерла мама и когда погибла Ида, вы заменили мне мать, а полк стал моей родной семьей».

...Похожие друг на друга, незаметно летели дни на фронте. Но вот победные раскаты Сталинградской битвы эхом прокатились в предгорьях Кавказа: наш фронт перешел в наступление. Вместе с другими авиачастями бомбовые удары по отступающему врагу наносили и экипажи нашего полка. Техник Жуковицкая обслужила несколько сот боевых вылетов. Она делала все, чтобы самолеты были исправны, моторы безотказны в полете, чтобы летчицы могли эффективно разить проклятых фашистов. Теперь в звене Мери были техники Галя Корсун, Мотя Юродьева и Люба Варакина. Жуковицкая передавала им свой богатый опыт и сама была для них примером в выполнении нелегкого воинского долга.

Замечая, как мечтательно смотрят ее девчата вверх, на кружащие над аэродромом По-2, Мери понимающе вздыхала. Она и сама втайне завидовала летчицам и штурманам, которые уходили в небо. Но чувство долга подсказывало, что она, хороший техник, нужнее пока на земле. А что касается опасности, то на войне опасность подстерегала повсюду...

Шли тяжелые бои на Кубани. В июльское солнечное утро сорок третьего года Жуковицкая проверяла самолет, который Мотя Юродьева привела в боевую готовность. Машина стояла около домов станицы Ивановской и была замаскирована ветками деревьев и кустарником. Мери неторопливо осмотрела мотор, заделанные пробоины в плоскостях и спрыгнула на землю. Внезапно раздался выстрел, Мери упала. Пуля притаившегося врага пробила навылет легкое. Когда подбежали подруги, она была без сознания, в лице—ни кровинки.

Жуковицкую увезли на санитарном самолете в госпиталь воздушной армии. Врачи определили: кровоизлияние в легкое. Девушка мужественно боролась за жизнь, ни стона не раздавалось из ее сомкнутых, запекшихся губ. Очнувшись, Мери первым делом попросила позвать Полю Белкину. Подруги сказали, что летчица отдыхает после полетов. Мери слабо улыбнулась и прошептала: «Не будите ее». От Жуковицкой скрыли, что Полина Белкина и штурман Тамара Фролова не вернулись с задания» Фашистские зенитки сбили их над целью...

Молодой организм и воля к жизни победили: смерть отступила. Жуковицкой предоставили полугодовой отпуск для поправки здоровья. Но уже через три месяца Мери явилась из дома отдыха прямо в полк и сказала: «Дайте мне любое дело. Я должна быть здесь».

Мери была скромным и самоотверженным человеком. Она знала, что из-за тяжелого ранения не сможет больше работать техником, но мечтала хоть чем-нибудь помочь своим подругам, внести посильную лепту в святую борьбу с врагом.

Жуковицкую назначили адъютантом (начальником штаба) эскадрильи, которой мне довелось командовать. Мери была мне хорошим помощником и товарищем. Кропотливую работу над бумагами, которую мы считали скучной, Жуковицкая выполняла не только добросовестно и аккуратно, но и с большим желанием, как, впрочем, все, что ей поручалось. Она ежедневно заполняла летные книжки, писала донесения в штаб полка о полетах за каждую боевую ночь, помогала оформлять наградные листы на личный состав эскадрильи, часто дежурила на старте и записывала в журнал доклады о выполнении экипажами заданий.

В эскадрилью поступали молодые летчицы и штурманы, которых постепенно вводили в строй. Жуковицкая по собственной инициативе нередко собирала новичков и рассказывала им о традициях полка, его ветеранах. Молодежь тянулась к ней, обращалась за помощью и советом по самым различным вопросам.

Поздней осенью 1943 года наша эскадрилья размещалась в маленьком рыбацком поселке Пересыпь, на побережье Азовского моря. Свинцовые волны без устали катились на песчаный берег, подгоняемые уныло свистящим ветром. От одного взгляда на неспокойное море становилось холодно. Казалось, дрожали от ветра ветхие домишки, дрожали и девушки, завернувшись в одеяла, на своих жестких нарах. По оконному стеклу текли печальные струйки дождя. Настроение было скверное. Неожиданно Жуковицкая тряхнула кудрями:

— А ну-ка, девушки, споем!— предложила Мери.

Кто-то взял в руки гитару. И полетела песня; «Распрягайтэ, хлопци, коней...» Рядом не было никаких коней, невдалеке стояли только наши самолеты. Не было хлопцев: в попку и не пахло мужчинами. Кто-то высказал вслух эту мысль, и она всех рассмешила. Песня снова забилась о тесные стены землянки. Хорошо пели девушки-новички, с удовольствием подпевала им Мери, Но неожиданно распахнулась дверь и в землянке появилась посыльная из штаба:

— Жуковицкую к командиру полка.

Майор Бершанская и капитан Ракобольская уже ждали в штабе прихода Мери.

— Сбит самолет Паши Прасоловой. Поезжайте на косу Чушка и постарайтесь что-нибудь выяснить. Может быть, удастся найти Пашу и ее штурмана Клаву Старцеву,— сказали ей.

У Жуковицкой перехватило дыхание:

— Сейчас же поеду. Разрешите идти?

Проголосовав на дороге, Мери помчалась на попутной машине в сторону Керченского пролива. Вокруг — ни единого клочка ровной земли, все изрыто воронками разрывов. Безрадостная картина: огнем и металлом перепаханная многострадальная таманская земля...

Жуковицкой удалось узнать, что Паша и Клава живы. Штурмана отправили в эвакогоспиталь, а Прасолову Мери разыскала в землянке санбата. Паша лежала на полу, с головы до ног в бинтах и гипсе. С трудом сдерживая слезы, Мери наклонилась к Пашиному лицу, на котором застыло угрюмое, страдальческое выражение.

— Изуродована я... А ты сама понимаешь, что это для нас, девчат, значит... Хочу умереть,— прошептала раненая.

Несколько дней Мери провела без сна у постели Паши. Не знаю, какие слова она говорила, какие пути нашла к сердцу попавшей в беду подруги. Но ей удалось пробудить в Паше жажду жизни, волю к борьбе, утраченную было уверенность в собственных силах.

Паша выздоровела. Девушку спасли не только врачи. Ее спасло еще и дружеское слово боевой подруги.

...День Победы Мери Жуковицкая отпраздновала вместе со всем полком под Берлином. На груди у гвардии техника-лейтенанта сияли боевые награды, а черные глаза лучились так же ярко, как начищенные до блеска ордена и медали.

После демобилизации Мери вышла замуж. Скромный парень из батальона аэродромного обслуживания старший сержант Василий Дмитриевич Латышев стал ее мужем. У них растут две дочери, Ирина и Светлана.

...Если вы приедете в Днепропетровск, идите прямо в гостиницу «Центральная». Там вас встретит радушная хозяйка — дежурная Мери Иосифовна Жуковицкая-Латышева. Она позаботится о вас.

В Днепропетровске живет и брат Мери, Борис. Они часто вспоминают свою счастливую встречу в сорок втором, погибших и живых друзей, суровые фронтовые дороги.

Мери по-прежнему все такой же энергичный и сердечный человек. Она — одна из миллионов тех внешне неброских людей, чей незаметный, но необходимый труд лежит в основе наших удач и побед